Неопубликованный текст о месте критика В.Белинского в проекте Русская Библия

Неизвестный Белинский

Со дня смерти критика не прошло и 150-и лет как ниспровергается понятие “великий”, ранее употребляемое едва ли не чаще прилипчивого эпитета “неистовый”. Дескать, злобным родился человечком, необразованным дикарем прошелся по огороду русской словесности и без покаяния умер литературным грешником (“Рыцарь на полчаса” в “Книжном обозрении” и др. разоблачения к годовщине смерти).

Учителями литературы газетные и журнальные разоблачения принимаются на “ура”. Почему? Вспомните, в конце восьмидесятых дестабилизация в стране нагнеталась шахтерами, журналистами и учителями. В последних школьный нигилизм развит сильнее, чем в самых “отмороженных” старшеклассниках. Но справедлив ли наметившийся откат российской интеллигенции от Белинского? Увы, “неистового” и “великого” ожидает судьба прочих советских идолов - с ним готовы расстаться, так и не приблизившись к пониманию его тайны. Какое там понимание! Выпускники филологических факультетов не подозревают о существовании потаенного и катакомбного критика-философа, потерянного нами 26 мая 1848 года.

Я никогда не злоупотреблял цитатами. В моем самиздатовском учебнике литературы нет ни одной цитаты. Но, когда желчные москвичи цитатами побивают Белинского, петербуржец вправе выступить на защиту критика и прибегнуть к ответному массированному цитированию. Например, не составляет никакого труда у любого явления современной русской культуры увидеть цитату-прообраз. Это не баловство, это новое понимание.

Как и большинство статей начала 1840-го года в “Отечественных записок” любопытнейший текст Белинского вышел без подписи автора. Карамазовский характер представлен в одной фразе из статьи “О детских книгах”. О тщетной борьбе человека с характером и природными обстоятельствами сказано: “Часто, одаренный великими средствами на великое, он обнаруживает только дикую силу, которая служит ему не к чему иному, как к разрушению всего окружающего и даже самого себя” (“О детских книгах”, с.81, ПСС, т.4, М., 1954) Вполне вероятно, что почвенничество Достоевского народилось из фразы Белинского: “Народ - почва, хранящая жизненные соки всякого развития...” (“Сельское чтение”, 1848, с. 265, ПСС, т.10, М., 1956). Достоевский мог и позабыть, что ключевым тезисом для известной речи о Пушкине он взял высказывание раннего Белинского, который об оригинальности и самобытности русского народа сказал: “... перенимая, кладет тип своего гения на свои заимствования.” (“Ничто о ничем”, 1836, с. 13, ПСС, т.2, М., 1953).

Но в чем главная тайна Белинского?

Для русских интеллектуалов Белинский останется трагической фигурой, чьи ошибки помогают осознать ошибочность развития всей русской литературы прошлого и нынешнего веков.

Сегодня мы все стали свидетелями (и участниками?) цивилизационного кризиса. Нет сомнений, что русская цивилизаци принадлежит и древнейшим и наиболее устойчивым цивилизациям планеты. Тогда чем объяснить кризис основ? У меня есть свое объяснение. Используя подростковую лексику можно сказать, что до сегодняшнего дня в общем вагоне истории русские ехали зайцем с прокомпостированным византийски талоном. Но вошел строгий контролер и просит “зайца” на выход. Используя понятия научной лексики, сделаю заявление - главнейшая обязанность литераторов всех времен и народов состоит в создании религиозного эпоса, способного превратиться в цивилизационный стержень. А тем догматикам, кто с энергией атеиста сопротивляется сближению понятий “литература” и “религия”, напомню, что в 1842-м году критик не сомневался: “элемент религиозный так же присущен искусству, как дух телу...” (Рецензия на “Краткое руководство в познанию изящных искусств”, ПСС, с. 616, т.5, М., 1954).

Этнос без религиозного самосознания обречен на прозябание. Русский этнос никогда не сможет перевоплотиться в нацию без необходимого компонента - самобытной религии. Русский народ надел страшную маску чужой религии, когда “перенес ее священные имена на свои языческие предрассудки: св. Власию поручил должность бога Волоса, Перуновы громы и молнии отдал Илье-Пророку и т. д.. Итак, вы видите: переменились слова и названия, а идеи остались всё те же!” (“Ничто о ничем”, 1836, с. 13, ПСС, т.2, М., 1953)

К осознанию мессианской цели в Белинском русская цивилизация попыталась пройти новой и более короткой дорогой - через теорию. В начале сороковых годов Белинский достаточно близко подошел к осмыслению нереализовавшейся задачи русского этноса и это подтверждается определением: “Под литературою... должно разуметь сознание народа, исторически выразившееся в словесных произведениях его ума и фантазии... и сценою и спектаклем...” (“Общее значение слова литература”, 1842-44, с. 616, , ПСС, т.5, М., 1954). Дело не в тем, что в оценке русских прозаиков и поэтов критик злоупотреблял столь странными выражениями как “литературный коран” и ему подобными, но в осознании Белинским литературы как процесса этнического и религиозного самосознания народа. Ближе остальных Белинский приблизился к пониманию сверхзадачи русской литературы, когда злой гений А. Герцена завлек критика в дебри социальной проблематики. И наивная душа “неистового Виссариона” перегорела на собственном огне. Противостояние Белинского с Гоголем, предшествовавшее смерти критика, следует оценивать не иначе как столкновение двух одинаково ошибочных направлений. По сути, спор велся из-за выеденного яйца. Поэтому смерть критика следует воспринимать как трагедийный символ тупикового развития русской письменности.

Где искать доказательства для этой странной религоведческой концепции истории русской литературы? В цитатах. Ибо великий критик требовал: “прозреть в фактах идею” (с. 55, ПСС, т.7, М., 1955). Если последуем его совету, тогда натолкнемся на парадокс предлагаемого текста. На длинное вступление достаточно одной-единственной цитаты (!).

“Неужели только России суждено было остаться без своего литературного Лютера?” (“Литературные мечтания”, 1834, с. 69, ПСС, т.1, М., 1953).

Белинский предупреждал: “... надобно владеть мечом Александра (Македонского - А.Ю.), чтобы рассечь” загадки древней истории и судеб народов мира. А уподобить “силе меча” (с. 306, с.473, ПСС, т.4, М., 1954) следует гениальную догадку русского домарскового философа, заявившего, что в эпосе “необходима бесконечная идея.”(“Разделение поэзии на роды и виды”, 1841, с. 37, ПСС, т.5, М., 1954). Но современники Белинского не услышали.

В литературе “бесконечная идея” представлена эпосом. Библия - часть эпоса. А возможно ли деление на национальные библии? Русскую, арабскую, хакасскую или еврейскую? Не понапрасну ли человечество смешивает понятие библии (как род эпоса) со сборником текстов одной национальности? Не похоже ли современное человечество на греков, что “на “Илиаду” смотрели не как на эпическое произведение в духе своего времени и своего народа, но как на самую эпическую поэзию, т. е. смешали сочинение с родом поэзии, к которому оно принадлежит.” (с. 33, ПСС, т.5, М., 1954)?

“В “Илиаде” религия является еще не отделенною от других стихий общественной жизни: право народное... всё вытекат прямо из религии и всё возвращается в нее.” (с. 34, ПСС, т.5, М., 1954). Соответственно, народ без самобытной религии не имеет права на общественную жизнь.

Отюда и злопыхания в адрес критика, к 1834 году разочаровавшегося в Пушкине. В авторе стихотворение “Пророк”, переложившего на русский язык кусочек Ветхого Завета, Белинский увидел лишь человека, не справившегося с задачей времени. Русские писатели самоустранились от задачи создания Русской Библии и за это были подвергнуты заслуженной критики. Для успеха на литературном и научном поприще “нужно прежде всего, чтобы задушевная, заветная, пророческая мысль родилась в благодатной натуре, в светлом уме...” Не родилась. Русские остались с библиотечными книжками, но без своей национальной библии...

В завершение два слова о новой волне разоблачений. С самого начала перестройки стало ясно, что высокооплачиваемые недоучки из СМИ не задержаться на фигурах коммуниста Жданова или писателя Горького. Сегодня подобрались к неизвестному Белинскому. На подходе - Лев Толстой и Федор Достоевский. Рецепт универсального охаивания прост - достаточно по хрестоматиям закончить какой-нибудь институт, ни разу в жизни не поддержав в руках ни одного тома из ПСС, не связавая цивилизационный кризис с собственным невежеством и бездельем.