В журнале «Звезда» (№4, 1946) Зиновий Ильич Гершкович отрецензировал книгу Д. С. Лихачева. Кроме З. Гершковича в том же номере журнала «Звезда» (№4, 1946) печатались О. Форш, В. Рождественский, Л. Коган, Н. Добин, Л. Фридланд, Г. Дейч, И. Серман, А. Рашковская, Д. Золотницкий, - конечно, - Ф. Рапопорт и др.

В 1946 году Зиновий Ильич Гершкович видел «усиленное стремление осмыслить одержанную победу в перспективе национально-исторического прошлого» в качестве «одного из показателей» «небывалого подъёма патриотического чувства» «в нашем народе» (стр. 197).

Буквально, «стремление» - это «показатель» «подъёма» (чего? «Чувств»!). И эта абракадабра звучала на фоне дежурных славословий по поводу «высокой творческой одарённости русского народа» (стр. 197). Само собой, что «Патриотические идеи, одухотворяющие русскую литературу» (стр. 197), ранее вроде бы известную критицизмом, используются докой рецензентом сугубо в тактических целях.

Кровожадный Зиновий Ильич Гершкович обвинил Д. С. Лихачева в том, что автор «не уделяет внимание другой угрозе, нависшей над Русью в лице немецких псов-рыцарей» (стр. 198). Смешны «лица» «псов» (надо бы по-фельетонному - морды?). Рецензент с фамилией «Гершкович» охотно рассуждал о «наших героических предках», которые в XIII веке «разгромили немецких псов-рыцарей». Если довериться Гершковичу, специалисту по творчеству Кантемира, то «героический предок» Гершковича... Нет, что-то не получается с хронологией! Если «героических предков» Гершковича завезли на Русь при Петре Первом... Насильно везли из разрозненной Германии и Европы, ранее всячески помогавшей тем самым «немецким псам-рыцарям».

Помню, как удивил меня пассаж З. Гершковича про «классовую природу патриотического сознания», которая - по версии бесспорного знатока этого вопроса З. Гершковича - «обнажённо и резко» «проявилась» «именно в эпоху Грозного» (стр. 198)! «Классовая природа патриотического сознания»! На Руси! «В эпоху Грозного»! Это ещё ничего.

З. Гершкович не прочь отдать должное «жанровой природе» «Слова о полку Игореве», которая «служит знаменательным показателем нового этапа...» (стр. 198). «Слово о полку Игореве» - единственный в своём роде текст. По-моему, подделка. В любом случае, телом и душой прекрасен рецензент, в 1947 году видящий в «жанровой природе» уникального текста сомнительного происхождения ещё один «показатель».

При этом надо признать, что отзыв З. Гершковича, кормившегося из корыта Научно-исследовательского института теории и истории изобразительных искусств, - это один из лучших образцов журнальных публикаций тех кошмарных лет. Канунов «дела врачей»... Это не бред, не постмодернизм.

Да, обычное глумление над читающими идиотами. Но в пределах ранее оговоренных правил. Никто же не мешал читателям в массовом порядке завалить редакию письмами на тему «мы не идиоты! Не надо так с нами!»

Это фабричное замусоривание мозгов читателя в интересах, непонятных читателю, который, и жертва, и простак. И вся эта система прекрасно сохранилась до нашего компьютерного времени. И Гершковичи нового века продолжают учить жизни горе-читателей, жертв и простаков.

P.S. Спустя 40 лет, в 1980-е годы, неутолимый Зиновий Ильич Гершкович «выстрелил» в читателя книгой «Парадоксы "массовой культуры" и современная идеологическая борьба» (1983). И это был не последний «выстрел» неутомимого борца за «классовую природу патриотического сознания»...

Мышиный лабиринт для горящей кошки

«Поймай всех воришек!»
Реклама конструктора Лего Сити (Lego City).

Особенность ныне насаждаемой в России «диаспорной» анти-науки состоит в природной неспособности уйти от противоречий. Это специфика аппарата мышления у представителей «диаспорной» анти-науки. Примерно то же самое наблюдается и в «диаспорной» публицистике и в «опиумной» прозе.

Об этом важно сказать потому, что авторы «диаспорной» публицистики и «опиумной» прозы будут искать точку опоры в «интернациональной» науке ХХ века.

Зимой 1992 года в украинском Чернигове за 10 рублей я купил 7 том «Истории всемирной литературы» (М., 1991). Этот 830-страничный «кирпич» до сих пор поражает меня каким-то комиксным (в стиле плохих комиксов) изображением основных шаблонов «диаспорной» анти-научности. Методологический идиотизм составителей «ИВЛ» густо замешан на русофобии и представлении о русском читателе как безнадёжном дураке, способном потреблять любую ахинею.

Меня всегда забавляло методологическое безумие так называемой «советской» науки, которая в реальности была цыганским табором, собранным под шатром изолгавшихся «диаспорных» анти-наук. Вот один пример. В 7-ом томе «ИВЛ» на стр. 472 читаем, что Польша (шляхта)

«подрывала монархические устои угнетавших ей держав».

Сказано ясно. Яснее некуда. Мысль проста. Факт очевиден. Тогда как быть с многословными насмешками над патриотами России вроде В. В. Крестовского:

«В отличие от этих писателей Лесков вовсе не пытался представить современное ему освободительное движение лишенным исторических корней (в частности. всецело инспирированным польскими заговорщиками). В его изображении «нигилизм» - порождение самой русской жизни...» (стр. 125)

Итак. Если продраться через путаницу «диаспорного» синтаксиса, то на стр. 125 русские романисты и анти-нигилисты В. П. Клюшников, В. В. Крестовский, Б. М. Маркевич и др. изображены параноиками и жертвами «теории заговора».

В XIX-ом веке им везде виделся несуществующий анти-российский и анти-русский заговор, «всецело инспирированный польскими заговорщиками».

Но на стр. 472 несуществующий (!) заговор взахлёб приписывается «в плюс» польскому освободительному движению. Череда заговоров приводит в восторг авторов и редакторов «ИВЛ». Книги подобного рода были источником «мудрости» для академического сообщества.

«Кащеев словарь » (2013)

Племянница Кащея «презентует новый сборник прозы».

Статью «Об утрате патриотизма в истории русской литературы» мне удалось опубликовать в газете «Петроградский курьер» в 1999 году (N5, стр. 1 и 4). Моя критика «Большого академического словаря русского языка» будет повтором того, что сказано в 1999 году. Формально «Большой академический словарь» позиционируется не иначе как «самый значительный по объему нормативной лексики словарь русского языка».

В тени от русской радуги

«Он сказал: от Давоса все еще ждут чудес...»
Константин Федин

Для меня полной неожиданностью оказалось то, что содержание БАСа не пропущено на что-то вроде фактчекинга.

Это на первый взгляд кажется, что цитата ляпается к цитате. У составителей прослеживается вполне внятная политика, одной из составляющих которой следует признать пропагандой насилия и культ некрофилии. Под культ некрофилии отдаются целые страницы, страница за страницей. Тогда как пропаганда насилия сопровождает читателя от чтения первого тома и до последней изданной книжки. Нужны конкретные примеры? Неоспоримые доказательства?

Танца смерти ничто не предвещало на стр. 359 во 2 томе:

«Дюжий размах (казака) вогнал ему (полковнику) в самый живот гибельную пику. Гог. Тарас Бульба» (том 2, стр. 359).

Я бы промолчал, если составители БАСА не умудрились изрядно отредактировать Гоголя! У автора такой текст:

«Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее, но уже дюжий размах вогнал ему в самый живот гибельную пику».

То есть, если хочешь процитировать после «, но уже», то будь добр ставь троеточие! «… дюжий размах…» Но законы русского языка не писаны для некрофилов из редакторской бригады БАСа. Чуть выше цитаты из Гоголя стоит цитата из Толстого:

«Пан отец не мог подняться с кресла, и Махно, подойдя, вогнал ему пулю в рот. А. Н. толст. 18-й год» (том 2, стр. 359).

Конечно, и здесь напортачили составители БАСА, которые со строки на строку перенесли «Пан-отец» через разделительный знак, тогда как у Толстого «Пан отец» пишется раздельно. Сократили Гоголя, переписали Толстого. Ради чего? С какой сверхзадачей? Обратим наши взоры на цитаты, продолжающие культивировать русскому читателю основы некрофилии.

Я бы простил составителей БАСа, если бы они потоптались на Гоголе и Толстом, чтобы далее нести в народ светлое и разумное. Куда там! На стр. 360 нас встречает цитата-монстр из произведения-монстра, которое в 1967 году на прилавки книжных магазинов «выплюнула» типография Военного издательства Министерства Обороны СССР. Это роман «Солдаты» Михаила Алексеева. Читаем в первоисточнике:

«Уже у самой опушки леса его настигла автоматная очередь немца, заметившего разведчика. Вгорячах Уваров пробежал еще метров пятьдесят в глубь леса и упал, проглоченный внезапно наступившей тишиной».

В БАСе:

«У самой опушки леса его настигла автоматная очередь. (в БАСе – точка!!!) Вгорячах Уваров пробежал еще метров пятьдесят.. и упал. М. Алексеев. Солдаты.» (т. 2, стр. 360)

Не скажу, что здесь совершено самое больше количество надругательств над авторским текстом, но не могу понять, почему фраза заканчивается точкой, а не законным двоеточием-троеточием? Куда подевалось авторское «уже», открывающее фразу? Впрочем, повторюсь, проблема не с редактурой текста, а в подборе цитат, в которых последовательно представлены сцены убийств, смерти и похорон.

Некрофилия - это айс. Это зачётная некрофилия. Это для кого такой подбор цитат? Для потомков казаков? Для потомков русских воинов? Для потомков русских крестьянин? Далее редактора попытались смягчить ситуацию, процитировав «Записки детского поэта» Агнии Львовны Барто:

«Мы подчас произносим слова, не вдаваясь в их смысл: - Куда вы так спешите? - На похороны подруги. - Ну счастливо! Барто. Зап. Детск. поэта» (т. 2, стр. 360)

В словаре цитата живёт по своим законам, поэтому в данном конкретном случае совсем пропадает осуждающий дидактизм Агнии Львовны, мол, вы так делаете, а так делать нельзя. Более того, подборка дальнейших цитат говорит о том, что составители БСА поступают именно так, как это делали советские люди, пожелавшего «счастья» знакомым, идущим на похороны.

Почувствовать дыхание смерти помогают два первых слова в цитате из романа о военной разведке «Взять живым!» Владимира Васильевича Карпова:

«Поредевшие батальоны закрепились в открытом снежном поле между двумя сгоревшими деревеньками, вдолбились в промерзшую землю и держали оборону в ожидании дальнейших распоряжений. В. Карпов, Взять живым!» (т. 2, стр. 362)

На той же странице:

«Умру вдали брегов желанных; Мне будет гробом эта степь. Пушк. Кавк. пленник» (т. 2, стр. 362)

Кульминация темы насилия и смерти наблюдается на стр. 363.

«- За что посадили?.. – Да так вот! На гулянке вдарил ножом товарища, а товарищ возьми и помри. Жестев, Поездка в район» (т. 2, стр. 363)

Здесь тема некрофилии (товарищ-труп) сопрягается с темой «инородцы как «русские писатели». Жестев, конечно, не Жестев. «Михаил Жестев» был псевдонимом советского очеркиста Марка Ильича Левинсона (1902 – 1983).

Марк Ильич Левинсон с 1928 года работал сотрудником газеты «Ленинградская правда». Этот факт говорит о многом. Меня, как человека, рожденного на степных просторах Южной Сибири, умиляет тот факт, что за шесть лет до моего рождения Жестев-Левинсон подарил советским детишкам очень «полезную» книгу «Приключения маленького тракториста» (1957). Не имею данных, но подозреваю, что своим детишкам и своим взрослым родственникам-соплеменникам автор не желал судьбы тракториста. Первый роман Жестева-Левинсона был «удачно» назван - «Шелонь». За год до моего рождения, не на шутку обеспокоенный судьбами крестьянских семей, Жестев-Левинсон опубликовал роман «Татьяна Тарханова» (1962). Из чего можно сделать, что за 21 год до своей смерти Жестев-Левинсон вроде как почти освоил науку создавать названия.

Надо ли выводить инородцев в отдельную тему при критическом разборе ахинеи в БАСе? Вместо ответа напомню, что на стр. 359 цитируется книга Б. Галина «В одном населенном пункте». Галин, конечно, не Галин. «Борис Галин» был псевдонимом специального корреспондента газеты «Правда» Бориса Абрамовича Рогалина (1904-1983). Показательно, что (этнический еврей) Борис Полевой написал «эпохальное» предисловие к сборнику (этнического еврея) Галина-Рогалина «Действующая армия. Очерки военного корреспондента» (М., 1958). Сборник Галина-Рогалина «В одном населённом пункте» (1947) настолько понравился Сталину, что получил Государственную премию СССР в 1948 году. Как не процитировать в 2005 году?

Знакомство с темой смерти на стр. 363 будет неполным без цитирования киносценария 1961 года. У лауреата Сталинской премии третьей степени (1951) Сергея Петровича Антонова (1915—1995) сказано так:

«— К моторчикам подходить нельзя, хоть они и маленькие. А подойдешь — так током вдарит, что сгоришь дотла и дыма не останется…»

В БАСе переиначено эдак:

«— К моторчикам подходить нельзя, хоть они и маленькие. А подойдешь — так током вдарит, что сгоришь дотла. С. Антон. Аленка» (т. 2, стр. 363)

Как видим, нет радости жизни даже для детей. Это тот самый случай с творчеством по-советски, когда персонаж Алёнка додумался до гениальной мысли: «Люди все одинаковые, а моторы разные».

Чтобы читатели не расслаблялись в мире «моторов разных» составители подтянули цитату из первого в советской литературе политического романа «Похищение Европы» (1935) Константина Александровича Федина (1892-1977). Цитата, конечно, про гробы:

«В носовом (трюме) выложена в балансе глубокая ниша. Металлический гроб вдвигается в нишу. Федин, Похищение Европы» (т. 2, стр. 363)

Неужели это гроб с малолетней Аленкой (в БАСе через е), зазря заморочившейся на «моторы разные», не повзрослевшей и не дождавшейся жениха-товарища, погибшего от ножа в пьяной драке?

Известно, что Владимир Набоков презирал произведения советской беллетристики и их массового читателя. Теперь становится понятно, за что. В строгом смысле графоманию Жестева следует отнести к той беллетристике, которая для Набокова «едва дотягивает до Эптона Синклера». Годы спустя мне кажется, что нет, не дотягивает.

Покушение на русский язык

Хотя бы поэтому я бы не советовал простому русскому человеку брать в руки «Большой академический словарь русского языка». Это опасный словарь. Проблема в том, что составители продемонстрировали идеологию, несовместимую с русским миром.

Тут раздался робкий голос в защиту составителей БАСа. Мол, не так плох словарь. И зря вы выражаете неуважение к филологам, которые выполнили такую огромную работу. И т.п.

Вот не соглашусь с проклюнувшимся оппонентом. Составители БАСа - халтурщики. С какой стороны не посмотри.

Не почистили словарь от примет советского прошлого. Зачем цитировать коммуниста Кирова? Непонятно.

Ну, ладно. В словаре русского языка вы цитируете Ленина, Горького, Троцкого, Кирова, Меня и Ч. Абдулаева. Допустим, Киров. Не скажу, что согласен. Но допустим.

Тогда возникает закономерный вопрос, а где цитаты из Сталина? Их нет. Киров вроде был официальным преемником Сталина. Киров цитируется, а Сталин - нет. Почему? Мне понятна логика редакторов БАСа, которым процитировать Сталина мешает жаба юдофилии.

Критику БАСа можно (и нужно!) вести и с других направления. Возьмём к примеру цитаты из переводов. Представляю, как поднимутся на задние ноги те филологические многоножки, кто готов обосновать право редактора русского словаря на цитирование переводной литературы.

Ах, (этнический еврей) Гейне в переводах Добролюбова! Ах, такой-то в переводе Жуковского! Ах, Гнедич и его подвиг в переводе Гомера! Не вопрос. Промолчу. Проблема в других системных недочётах.

Филологические катастрофы в БАСе фиксируют кризис русского мира.

И здесь тотальная зависимость составителей и читателей (!) БАСа от массовой культуры не самая большая беда. Нравятся редакторам БАСа образцы массовой культуры? Они их и рекламируют, размещая на одной странице по две цитаты из тех произведений Юлиана Семенова, которые были экранизированы с помпой. Но составители БАСа пошли дальше. Они запустили руки в емкость с тушками массовой культуры Запада.

Дорогие мои оппоненты, объясните мне, какого рожна составители БАСа понапихали в русский словарь англоязычных авторов?

И опять, не вопрос, что автор иноязычен по природе своего рождения.

Почему при цитировании иноязычного автора не указывается переводчик?

В 7 томе (2007) на стр. 53 встречаем такую милую безделушку:

«И, однако, это недоверие породило уважение к нему. Было ясно, что он - птица высокого полета. Эмиссар высших эшелонов власти. Он шел по краю пропасти. Ландлэм, Бумага Ммэтлока». (том 7, стр. 53)

Что за ахинея? Это неточная цитата из романа «Бумага Мэтлока» Роберта Ладлэма (или - Ладлема). В переводе выглядит так:

«И, однако, это недоверие породило уважение к нему. Было ясно, что он - птица высокого полета. Эмиссар высших эшелонов власти. И его следует бояться. Как бы назвал это Гринберг? Мир теней. Невидимые армии расставляют в темноте войска, выставляя посты против вражеских лазутчиков. Он шел по краю пропасти».

Если опущены какие-то и целые предложения, то где троеточие?

Вопрос в том, куда пропали вырванные из абзаца фразы: «И его следует бояться. Как бы назвал это Гринберг? Мир теней. Невидимые армии расставляют в темноте войска, выставляя посты против вражеских лазутчиков»? В этом (авторском) контексте очередной «вражеский лазутчик» «шёл по краю пропасти». Как-то так.

Почему редактора произвольно переставляют предложения?

Редактора БАСА предложили идиотскую версию, согласно которой всегда и все «эмиссары высших эшелонов власти» «ходят по краю пропасти». Это не верно по сути. И кто цитируется? Кто этот Ландлэм?

Такая сомнительная редактура полностью меняет авторский замысел. Тут не до точности перевода (к нему имеются претензии, но не суть) и не до того обстоятельства, что в академическом издании не указан переводчик!

Задолго до смерти Роберта Ладлэма в России возникла мода на слабоумие. Чем глупее поступок, тем он (поступок) более адекватен времени и российской реальности. Судя по всему, редактора словаря не видят разницы между жителями и неким американцем Ландлэмом. А что, сойдет и так русскому быдлу!

При грубом обращении с текстом составители БАСа сплошь и рядом меняют авторский замысел! Такая у нас нынче академичность? Такой у нас русский язык? С цитатами из Ландлэма! И за всю историю русского мира не было более значимого писателя и носителя русского языка?

Так как образы и лозунги большевизма постоянно витают в сознании составителей БАСа (и вот в чём провинился именно русский язык?), то постоянно случаются несуразности и прочие казусы. Какие казусы? Какие несуразности? В 7-ом томе на стр. 64 встречаем нечто странное:

«Уж взялся за перо, вышел на арену, говори: «Иду на вы». Это и честно и справедливо. Даже если поэты и обидятся сначала на критику, потом согласятся, хотя бы в душе. Ульянов, «Не кокетничай с музой, мой друг…» (том 7, стр. 64)

Э-э! А-А! Автором текста «Не кокетничай с музой, мой друг…» назван… некто Ульянов. Это как бы закономерность. Конечно, фамилия автора «Не кокетничай с музой, мой друг…» - П. Ульяшов. Не через «н», а через «ш».

Мы взрослые люди и понимаем, что ленивые халтурщики из БАСа попросту скопировали цитаты Ладлема и Ульяшова из книги под названием «Фразеологический словарь русского литературного языка». Но сделали это (и в том, и в другом, и в третьем случае) с нарушениями! Переписать переписали, но испортили заимствованное!

Что я называю «халтурой»? Этнический еврей Анатолий Гладилин так понравился составителям БАСа, что его текст «Репетиция в пятницу» (1978) дважды цитируется в 5-ом томе (2006). Казалось бы, в чем проблема? В 5-ом томе Юлиан Семенов цитируется десятки раз. Но в случае с текстом «Репетиция в пятницу» дважды цитируется один и тот же эпизод!

«Во всех соседних соревнующихся областях знали, что «Железный Миша» — абсолютный трезвенник, а тут... «Железный Миша» был не просто сильно выпивши, а пьян в дупелину, в стельку, в драбодан. Гладилин, Репетиция в пятницу» (5 том, стр. 354).

Читаем БАС до стр. 426. И – неприятная, но ожидаемая встреча с тем же персонажем:

«Во всех соседних соревнующихся областях знали, что «Железный Миша» — абсолютный трезвенник, а тут... «Железный Миша» был не просто сильно выпивши, а пьян в дупелину, в стельку, в драбодан. Гладилин, Репетиция в пятницу» (5 том, стр. 426).

В одном случае читателям как бы объясняют значение слова «драбодан», а вторую цитату разместили в слове «дупелина». Халтурщики!

Это не единственный случай. Роман Владимира Тендрякова «Покушение на миражи» был издан в журнале «Новый Мир» (NoNo 4-5) в 1987 году. В 16 томе (Перевалец—Пламя) встречаем цитату в статье к слову «Переход»:

«На улицах час пик.., люди набиваются в троллейбусы, переполняют подземные переходы в метро. Тендряк. Покушение на миражи».

А где троеточие, если после слова «метро» идёт далее – «, разъезжаются по домам…» и т.д.? Как минимум, цитата приведена некорректно. Но «черный юмор» в другом обстоятельстве. В столь солидном, - каким оное кажется на первый взгляд, - издании эта цитата встречается несколько раз! Например, в том же 16 томе на стр. 543 в статье к слову «Пик» читаем:

«На улицах час пик, люди набиваются в троллейбусы, переполняют подземные переходы в метро, разъезжаются по домам. Тендряк. Покушение на миражи».

Непонятно, почему после фразы «разъезжаются по домам» составителями поставлена точка. Ибо вот как у автора:

«На улицах час пик, люди набиваются в троллейбусы, переполняют подземные переходы в метро, разъезжаются по домам, усаживаются перед телевизорами, собираются идти в театры и кино, никто не подозревает, что в этот уходящий день совершается странное убийство, какого еще не случалось во все существование человечества. Самое странное и самое бескровное!»

Никак не могу понять логику составителей. Зачем одну и ту же не совсем удачную цитату дважды ставить в одном словаре? В одном томе?! Повторное использование цитаты из литературного произведения ставит под сомнение богатство языка.

Понравилась составителям цитата из повести «Молох» Куприна. Всё бы ничего. Но редактора БАСа подсократили Куприна. В стиле «чё, паря, таки длинны слова говаривать?» В БАСе:

«Колеса некоторых станков вращались с быстротой двадцати оборотов в секунду. Купр., Молох» (т. 2, стр. 289, т. 3 стр. 231 и т.п.)

У Куприна в повести «Молох» читаем:

«Колеса некоторых станков вращались с быстротой двадцати оборотов в секунду, движение же других было так медленно, что почти не замечалось глазом».

Формально редакторов БАСа винить не в чем. В таком виде цитата приводилась в нескольких словарях. На памяти первый том «Словаря русского языка в 4-х томах» (1999). Её бездумно копируют из словаря в словарь! Но какую-то редакторскую работу составители БАСа обязаны были выполнить. А то получается, что для редакторов и читателей словарей существует какая-то другая литература, в куцем виде.

Схожая ситуация с цитатой из повести Бориса Дмитриевича Четверикова «Голубая река» (1933). Составители словаря никак с ней не могут расстаться! Только во втором томе мы её встречаем дважды – на стр. 85 и 273.

«Десять фунтов! Какой богатырь! – Это ещё что! Вчера родился бутуз двенадцати фунтов».

Что такого особенного редактора словарей нашли в стиле Четверикова (Дмитрия Чеверикова), более известного как автора романа-дилогии «Б. Д. Котовский»? Почему эти цитат? Почему эти авторы? Неужели мир русского слова настолько белен, что «дыры» можно залатать только благодаря усидчивости третъесортных беллетристов? Ничего не понятно.

Этот словарь составляли куроцапы.

В статье «Круг» дважды цитируется книга Дмитрия Урнова «Кони в океане» (1983), посвященная миру беговых лошадей. Крайне сомнительной выглядит эта ситуация, если учесть, что существует взгляд на круг как на сакральный символ.

Надо ли пояснять, что сын литературоведа Михаила Васильевича Урнова (1909-1993) Дмитрий Урнов (1936) был членом КПСС с 1979 года? Вместе с отцом неоднократно получал большие гонорары за осуждение современного буржуазного общества, в котором интеллигент якобы чувствует себя очень плохо. В 1988–1992 гг. был главным редактором журнала «Вопросы литературы».

Уехал на постоянное место жительство в США, где в университетах Нью-Йорка и Вашингтона успешно преподавал с 1991 года. Если называть вещи своими именами, то Дмитрий Урнов сперва получал гонорары за критику буржуазного общества, а потом благополучно встроился в то самое им же критикуемое буржуазное общество. Жил в США, но руководил журналом «Вопросы литературы».

Имеет репутацию «друга сатирика Михаила Задорнова». Как такого человека не процитировать во всех томах БАСа! Однозначно заслужил цитирование в русском словаре в тот момент, когда уехал из России!

Попытки редакторов свести представление о круге как вещи, про которую написал Дмитрий Урнов в книге о беговых лошадях, представляется едва ли не формой антирелигиозной пропаганды. Круг – это только беговой круг. Место, в котором топчутся лошадки. Для тех, кто не согласится с такой версией, редактора предлагают две цитаты из В. Попова на стр. 683. Обе цитаты из одного произведения – «Сталь и шлак». То есть, в одной словарной статье всего на двух страницах приведены четыре цитаты из двух советских произведений («Кони в океане» и «Сталь и шлак») из двух авторов, которым (обоим), по гамбургскому счёту, нечего делать в словаре 2007 года.

Казалось бы, чего придираться к хорошим людям? К обласканному властями СССР романисту Владимиру Попову, рассказавшему о трудовых свершениях рабочего люда во времена Великой Отечественной войны? К редакторам БАСа? Проблема в том, что текст цитируется неточно. В источнике:

«Длинный стол, кое-как втиснутый меж коек, был завален булками и кругами колбасы, к которым никто не прикасался».

В БАСе:

«Длинный стол, кое-как втиснутый меж коек, был завален булками и кругами колбасы. В. Попов, Сталь и шлак» (том 8, стр. 683)

Основательная такая точка стоит там, где должно быть троеточие! Редактора-академисты в сотый раз цитируют кого-то любимого с чудовищной неточностью. Они просто потеряли завершение фразы – «, к которым никто не прикасался»!

Редактора БАСа полюбили как родного советского писателя из беспризорников Виктора Авдеева (1909-1983). В 1975 году издательство «Советский писатель» выпустило под одной обложкой две повести В. Авдеева «Моя одиссея» и «Зайцем» на Парнас». Сборник назвали «Зайцем» на Парнас». В БАСе часто не к месту цитируется В. Авдеев. Часть цитат, помеченных «Зайцем» на Парнас» на самом деле взята из ранее издававшейся повести «Моя Одиссея» (1960). Непрофессиональная привычка составителей академического издания сыграла с ними злую шутку. Неакадемическую шутку.

Если подобные вещи происходят с «академическими словарями», то фактически следует признать смертельное истончение русского мира. Речь не про многочисленные ошибки в словарных статьях.

Метод, которым я пользуюсь при чтении БАСа, можно причислить к цитатостатистике (своего рода подраздел лексикостатистики?). На старость лет пришлось заняться статистическим изучением словаря (подсчёт лексических единиц и цитат) для обоснования политических выводов. Политика на основе цитатостатистики.

У вас, господа редактора и нам не товарищи, столько и столько-то нерусских людей внутри цитаты из творчества очередного без видимых причин приласканного инородца. Тогда что это означает в плане стратегической оценки Вашего словаря будто бы русского языка? Кхе.

Какие ко мне претензии? Я занимаюсь статистикой цитат. А вот почему гадкой змеей по странице ползает именно эта цитата (дважды в одном томе и трижды или даже четырежды в двух томах!) снова из одного и того же автора, принадлежащего к категории «нерусских»? Это вопросы к политической составляющей в деятельности редакторов словарей.

БАС – это череда катастроф. Нужны доказательства?

В сборник Исая Аркадьевича Рахтанова «На широтах времени» (1973) вошли очерки о Сибири и Алтае, очерки о спортсменах, очерки о юных исследователях и воспоминания о писателях. В последнем разделе размещался материал, из которого составители БАСа привели вот такую цитату:

«Последующие книги Дойвбера Левина также лишены влияния Хармса и Введенского…. Рахманов, На широтах времени» (том 4, стр. 252)

Это не первый и не последний случай, когда цитата определяется не по конкретному произведению, а по названию сборника. Но не суть. Ещё раз.

Исай Аркадьевич Рахтанов рассказал про Дойвбера Левина. Это настолько важно, что составители словаря Русского языка в ног сбились в поисках, а где ещё и по какому ещё более дурацкому поводу дать возможность одному этническому лицедею рекламировать выходца из хасидской семьи? Казалось бы, что за придирки? Все хорошие. И Дойвбер Левин. И… Стоп.

В БАСе сборник «На широтах времени» (1973) приписан человеку по фамилии «Рахманов». Через букву «м». Тогда автор - Исай Аркадьевич Рахтанов. Через букву «т».

Редактора академического издания регулярно путают этнического еврея Леонида Николаевича Рахманова с этническим евреем Исаем Аркадьевичем Рахтановым, потратившим много усилий на вписывание этнического еврея Дойвбера Левина в историю русской беллетристики. В результате путаницы букв «м» и «т» редактора умудрились в одной цитате к словарной статье «Голос» пристроить сразу трёх этнических евреев. Такова победа юдофилии над академизмом!

Была ли техническая необходимость в словаре Русского языка не то чтобы цитировать, но просто упоминать Исая Аркадьевича Рахтанова? Нет, не было такой технической необходимости в 2006 году. Была ли техническая необходимость в словаре Русского языка не то чтобы цитировать, но просто упоминать Леонида Николаевича Рахманова? Нет, не было такой технической необходимости в 2006 году.

Но в порыве анти-академизма и чудовищного непрофессионализма редактора замусорили мозг русского читателя Дойвбером Левиным. Была ли техническая необходимость в словаре Русского языка не то чтобы цитировать, но просто упоминать..? И т.п. А список-то большой! Но ответ всегда один.

И довесок. Советский писатель Леонид Николаевич Рахманов – вошёл в истории кинематографа как автор сценария фильма «Депутат Балтики» (1936). Драматург, прославившийся пьесой «Беспокойная старость» (1937). Его дочь Наталья Леонидовна Рахманова, будучи в статусе члена Союз писателей СССР, перевела повесть Дж. Р. Р.Толкин «Хоббит».

Любимые авторы составителей БАСа наводят на размышления. Леонид Соловьев вывел в люди Стругацких. Э. Шим, В. Конецкий и А. Битов – известные ученики Рахманова. Конецкий – рекордсмен по количеству цитат в БАСе. Надо ли пояснять, что в случае с Эдуардом Юрьевичем Шимом, выведенным в люди Исаем Аркадьевичем Рахтановым, настоящая фамилия графомана – Шмидт?

Это не словарь. Это порча по системным параметрам. В какой-то момент понимаешь образцовую эффективность всего проделанного составителями словаря. Ведь по сути составители словаря – это топ-менеджеры, приставленные для оптимизации и ускорения процесса.

Какого процесса? А такого простенького процесса по разделению народа и языка. Был народ Российской Империи и вроде как русский народ, а стал – «советским народом». Был настоящий русский язык… А заглянешь под обложку академического издания. О, Господи! Да не Боже мой!

«Еще печальнее завершилась карьера некогда самого молодого одномандатного народного депутата СССР, верного соратника Ельцина и Сахарова Алексея Левашова. Ю. Нерсесов, На северном фронте без перемен» (том 13, стр. 547)

Верится с трудом, но под обложкой БАСа – цитаты из публицистики ж…ка... чёртенка-провокатора Юрия Нерсесова! Для прочищения мозгов напомню, что данная цитата взята из главки «И дяденьки пузатые в «Крестах». Хотя достаточно и того, что цитируемый текст Юрия Нерсесова опубликован в источнике: «СПЕЦНАЗ РОССИИ» N01 (76) январь 2003 года.

Составители словаря были так ослеплены понятием «свой», применяемым для цитируемых авторов, что в конкретном случае с Юрием Нерсесовым не ощутили подвоха. Цитата как цитата? Цитата про «верного соратника Сахарова», полюбившегося составителям словаря, закормивших читателей огромным количеством цитат из биографий Сахарова. Так? Нет, не так. Цитирую Юрия Нерсесова полностью, абзацем погружаю в контексты и подтексты Юрия Нерсесова:

«Нравы в окрестностях Смольного и Мариинского тоже по существу мало отличаются от некогда присущих тушинским казакам и польским наемникам. Например, председатель петербургского парламента Юрий Кравцов лишился спикерского кресла после развеселой истории с установкой в своей квартире приобретенного за казенный счет роскошного шведского унитаза. Еще печальнее завершилась карьера некогда самого молодого одномандатного народного депутата СССР, верного соратника Ельцина и Сахарова Алексея Левашова. Юный борец за демократию оказался махровым педофилом и отправился в камеру прямо из кабинета».

С одной стороны, «верный соратник Ельцина и Сахарова». Что и приглянулось составителям БАСа. С другой стороны, «махровый педофил», живущий по «нравам в окрестностях Смольного и Мариинского» дворца. Вот не было бы конфуза с цитатой обратного смысла, не позарься редактора на «свою» (для редакции) национальность Юрия Нерсесова… Одно слово, конфуз. Очередной межнациональный конфуз в русском издании.

В БАСе часто и порой без всякого повода цитируются мемуары Артёма Тарасова. Составители словаря просмотрели оценку этого человека у того же Юрия Нерсесова в том же фельетоне «На северном фронте без перемен»:

«Впрочем, если предположить, что и тут не обошлось без финансовых вливаний бывшего депутата Государственной Думы от «Кедра» международного афериста Артема Тарасова, возможно (, - А.Ю.) кое-кто из лидеров питерских зюгановцев тут неплохо подзаработал».

Конфуз №2?

Здесь главное не заклиниваться на размышлениях о том, как и почему Юрий Нерсесов приставлен к русскому языку. Никак. Это управленческий трюк топ-менеджеров, приставленных для оптимизации и ускорения процесса разделения русского народа и родного языка. Это такое «благое» дело, что не обойтись без Фаины Раневской, Вениамина Смехова, Сергея Юрского и... Юрия Нерсесова! Свой среди своих. Но где здесь «русское»? Что за глупый вопрос? На обложке!

Моё субъективное мнение заключается в том, что для цитаты из Юрия Нерсесова для БАСа – это точка невозврата. Такое изменение состояние филологического организма-механизма после которого нет никаких оснований хотя бы в злую шутку говорить о той или иной степени «русскости» того или иного тома. Не говоря о словаре в целом, который, конечно, просто русофобское издание.

Самое поразительное то, что я насчитал несколько десятков таких точек невозврата! Несколько десятков! И сказано не ради красного словца.

Могу доказать свою (субъективную) позицию. Хотя бы на примере того 13 тома, на страницах которого приметны все симптомы русофобии как социальной болезни общества, пользующегося не языком, но лингвистическими объедками, академическим симулякром. Присутствие шести инородце в двух цитатах из текстов двух инородцев на одной странице – что это как не – это точка невозврата?

«Для кино Бабель написал сценарий «Еврейское счастье» о Биробиджане. Был поставлен одноименный фильм, где главную роль играл Михоэлс - актер Еврейского театра, одна из самых привлекательных фигур мира искусства двадцатых годов. Шаламов, Начало» (том 13, стр. 541)

Мне кажется, что цитируется известное произведение Варлама Шаламова, имеющее заголовок «Двадцатые годы». Но не буду придираться. Не суть. По части заголовков и особой манеры их цитирования у меня претензии к составителям словаря. Сейчас речь о другом.

По-моему, составители словаря привели подленькую цитату из Варлама Шаламова. Под слово «одноименный» можно было найти и вполне русскую цитату. Но катастрофа происходит на стр. 541 тогда, когда у составителей словаря зачесались коготки процитировать «Писательский клуб» Константина Ваншенкина (Вайншенкера). На той же стр. 541!

«Были обе эти пары. Наш любимый институтский профессор Александр Александрович Реформатский, его жена, она же моя однокашница Наташа Ильина, и Шкловские — Виктор Борисович с Серафимой Густавовной. Ваншенк. (, - куда девается запятая? - А.Ю.) Писат. клуб» (том 13, стр. 541)

Составители словаря цитируют с характерной для них небрежностью и неточностью (уж какой тут «академизм»?). В источнике так:

«Вечером нас приглашают попить чайку, здесь же, в доме, то ли Реформатские, то ли Шкловские. Говорю так, потому что не помню точно, но были обе эти пары. Наш любимый институтский профессор Александр Александрович Реформатский, его жена, она же моя однокашница Наташа Ильина, и Шкловские — Виктор Борисович с Серафимой Густавовной. Когда мы вошли, чайник уже закипал».

Перед «были обе эти пары» следовало бы поставить троеточие… Если как бы имитация академизма. К слову сказать, в описании этой славной компании в БАСе не хватает жены Константина Яковлевича Ваншенкина поэтессы Инны Гофф - автора слов известной песни «Русское поле»...

Составители придерживаются идеологии, пребывая внутри которой невозможно разобраться со слабыми и сильными местами русского языка. Хорошо, если составители и русский язык живут параллельными жизнями. А вдруг такие словари составляются для уничтожения национального языка? Присмотримся к внешней стороне дела.

В 13 томе БАСа на стр. 194 мне встретилась цитата из сборника криминальных новелл Максима Милованова «Естественный отбор». В более полном варианте цитата выглядит так:

«– Подробностей, если честно, не помню, – продолжал смеяться супруг. – Помню только, что был я тогда еще самым обычным врачом, не замом и не главным. И слава богу! Иначе бы тут же разжаловали. Произошло это летом, на природе. Отмечающих человек тридцать и почти все – врачи, и почти у каждого при себе немножечко чистейшего медицинского спирта. В итоге мы все так наотмечались, что, очнувшись утром, увидели мою новенькую «Волгу» перевернутой в овраге метрах в ста от места ее обмывания. Кто тогда на ней так «удачно» прокатился – до сих пор загадка. Никто не помнит или не признается. Мне потом пришлось с кузовом довольно основательно повозиться.
– Вот это да! – отреагировала на воспоминание Валентина Андреевна. – Муж-то у меня, оказывается, алкоголик.
– Я очень рад за Толю. Машина, скажу я тебе, серьезная веха в жизни каждого мужчины. Это как первая по-настоящему любимая женщина…»

Составителям БАСА пришла в голову «светлая» идея выхватить из этого графоманского варева одну фразочку про «новенькую «Волгу», перевернутую в овраге метрах в ста от места ее обмывания», чтобы поставить её в академическое издание. И я вот думаю, а зачем? Почему Милованов? С другой стороны, каприз. Захотели и сделали. Милованов так Милованов. Предлагаю типичный образчик Миловановской прозы:

«– Так, значит, ее изнасиловали!
– С чего ты это решила?
– После ваших вопросов даже клинический идиот догадается, в чем дело!
– Ты не скажешь, кто из знакомых Вики способен сделать такое?»

Мною у Милованова не обнаружено никаких заслуг перед русским языком. Поэтому задам второй вопрос. А почему с нарушениями? «Естественный отбор» – это сборник, состоящий из побасенок старого бармена из кафе «Зоопарк». Цитата взята из новеллы под названием «Мотылек». Поэтому при цитировании следовало бы указать – «Максим Милованов, Мотылек». И это далеко не единственный случай неправильного оформления цитаты в БАСе.

При подготовке «Большого академического словаря русского языка» составители принимали участие во всевозможных тематических конференциях и активно печатали умные статьи про своё благородное дело.

Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой математической лингвистики филологического факультета СПбГУ Александр Сергеевич Герд (1936) прочитал доклад «Большой академический словарь русского языка: на середине пути» в рамках Девятых Шмелёвские чтений, состоявшихся в Москве 24-26 февраля 2010 год (см. сборник «Проблемы лексической семантики»). А в это время в типографии набирался 16 том с двумя цитатами из романа Владимира Тендрякова, за которым (за романом) лично мною не замечено никаких языковых достоинств. (Ради прикола. На Википедии в биографии Герда – «Большой академический сВЛоарь русского языка: на середине пути»).

Не менее пафосным был доклад «Большой академический словарь русского языка РАН и современный русский язык» на Третьей Всероссийской конференции «Кодификация норм современного русского языка: результаты и проблемы», прошедшей в Санкт-Петербурге 8-9 декабря 2011 года. А в это время из типографии выходил 16 том с двумя цитатами из одной и той же книжки советского автора. (Ради прикола. На Википедии – «Третья ВсероссИСкая конференция». Сосиски там что ли взвешивали?)

Обставлено всё по-совковому, но и результат получился – совковый.

Давайте посмотрим, с чего начинается первый том БАСа.

С цитаты из романа «С новым счастьем» (1963) Льва Никулина на стр. 57. Лауреат Сталинской премии третьей степени (1952) Лев Вениаминович Никулин (1891-1967) родился в Житомире в семье крещёного лицедея, занимавшегося актёрством. Современникам было известно, а сегодняшний филолог должен знать, что писательский успех Льва Никулина был основан на его сомнительной близости к органам НКВД. И вот такого беллетриста составители посчитали достойным открывать букву «А».

Не менее странным выглядит размещение на той же первой странице БАСа цитаты из детского беллетриста Бориса Александровича Емельянова (1903-1965), после войны урепившего свои позиции в писательском сообществе благодаря переизданиям книги «Твой друг. Рассказы об Аркадии Гайдаре» (1948). В русском языке не нашлось второй цитаты, которую можно было бы сравнить с отрывком из заглавного рассказа из сборника Емельянова «Талант», выпушенного в 1963 году.

Вот этот языковой шедевр, с которого начинается знакомство с русским языком:

«Кто-кто, а уж Иван Еиканорович не стеснялся в критике» (57).

Буква «А» в творчестве Емельянова?

Буква «А» оказывается настолько трудной буквой, что на стр. 58 составители дважды цитируют одного автора – Константина Паустовского, которого считают авторитетом по букве «а». На одной странице в одной колонке (!) приводятся цитаты из «Путешествия на старом верблюде» и из произведения «Перстенек» (которое - «Перстенёк»). Но на этом проблемы на разрешаются, ибо ещё одну цитату из пьесы-сказки Паустовского «Перстенёк» составители ставят на стр. 60. И это при том, что другое произведение Паустовского цитировалось на стр. 59. Итого: 58. 59 и 60.

Надо полагать, русский народ не пользовался трудной буквой?

Больше всего остального меня поразила фанатичная приверженность составителей творчеству и личности лауреата Сталинской премии первой степени (1951) Галины Евгеньевны Николаевой.

Николаева – это псевдоним. Настоящая фамилия любимицы Сталина – Волянская. Товарищ Николаева-Волянская присутствует почти на каждой второй странице словаря! В большинстве случаев – на каждой странице словаря! На многих страницах словаря приводится по две цитаты из Галины Николаевой!

Попробуйте случайно открыть наугад любой из томов словаря и вы наверняка повстречаете цитаты из романа «Жатва» (1950). В чём секрет такого подросткового пристрастия? Фактически можно было назвать настольной книгой для членов Фан-клуба Галины Николаевой. Вот тут вслух впору выразить сомнение не столько в литературных достоинствах романа «Жатва» или прочих опусов, сколько в том, что в книгах Галины Николаевой (той, которая - Волянская) отражено богатство русского языка.

По количеству упоминаний жена военного комиссара Анна Александровна Караваева (1893-1979) заметно уступает Галине Николаевой. Но как можно изучать русский язык без нескольких десятков цитата из опуса вроде «Родной дом» (1950)? Цитату из романа «Родной дом» мы встречаем на стр. 11 в 16-ом томе. На стр. 25 в том же томе цитируется первый роман из трилогии «Родина» - «Огни» (1943). На стр. 32 в том же томе не забыт составителями БАСа так называемый «роман о восстановлении промышленности» «Лесозавод» (1928). Почему Караваева?

Я бы промолчал из деликатности, если бы составители не наврали бы с три короба. В Предисловии сказано:

«БАС, не являясь слепком с 17-томного словаря, взял лучшее из его достижений. Известно, что в 17-томном словаре было множество цитат из статей и речей В. И. Ленина, И. В. Сталина, Л. М. Кагановича, М. И. Калинина и др. Все эти цитаты (кроме имеющих строго философское, а не политическое содержание) изъяты из БАС, ориентированного на современную действительность и ее (её! – А.Ю.) отражение в слове» (том 1, Москва, СПб, 2004, стр. 5)

Отсюда возникает спорный тезис, будто Ленин, Сталин, Каганович и Калинин были как бы философами. Хотя я не имею претензий к БАСу в той части, где сохранены цитаты, например, из Плеханова. А вот множество цитат из Луначарского представляются сомнительным решением. Вопрос в другом.

Это ложь. Ленин часто встречается в качестве…. персонажа!

«В Швейцарии бабушка слушала речи Ленина и сильно полевела. З. Масленикова, Жизнь отца А. Меня» (БАС, том 18, стр. 440).

Цитата не даёт представления о контекстах и подтекстах. Поэтому читаем монолог в книге Зои Маслениковой «Жизнь отца Александра Меня»:

«После смерти мужа Роза уехала в Израиль, где и умерла (туда же уехал и ее сын).

Цецилия, моя бабушка, была страстной, религиозной, волевой женщиной. Она мечтала о научной карьере. В 1905 году уехала в Швейцарию и поступила в Бернский университет. Там встретила юного одессита Соломона Цуперфейна и вышла за него замуж. У меня сохранился брачный контракт.

Его отец (мой прадед) был одесским контрабандистом бабелевского типа…

Бабушка и дед кончили университет по факультету химии с докторскими дипломами. Во время учебы родилась в Берне мама...

В Швейцарии бабушка слушала речи Ленина и сильно полевела. Потом стала очень советской, с полной искренностью. Поэтому, когда мама в восемь лет потянулась к вере, к христианству, бабушка начала с ней жестокую войну».

Как звучит: Соломон Цуперфейн «бабелевского типа»! Здесь не менее интересна фигура иностранного корреспондента Министерства внешней торговли СССР, редактора в ТАСС Зои Афанасьевны Масленниковой (1923-2008), известной как автор книги «Портрет Бориса Пастернака». Вне всяких сомнений, Зоя Афанасьевна была человеком «бабелевского типа»! Почему Масленикова?

А что с цитированием русских авторов? В 13 томе БАСа на стр. 195 составители уделили место для цитаты из романа «Всякому дню» полковника Советской Армии Николая Ивановича Камбулова. Как? Почему? Зачем?

Камбулов – одиозная фигура, запомнившаяся своим неуёмным алкоголизмом и бесцветным стилем. В материале «Унесенные водкой (о пьянстве русских писателей)» Иван Дроздов так отзывался о Камбулове:

«Но в книгах его я не находил ни серьезных проблем, ни ярких образов. Все как-то бледно и едва очерчено. И язык ранних его рассказов — сочный, богатый — все больше бледнел, а затем и совсем потускнел. Стиль его становился многословным, свет мысли едва просверкивал. И среди литераторов никто его книги не принимал всерьез. О них ничего не говорили. Отмечали лишь, как ловко устраивал он в печать свои произведения. Даже термин такой родился: «камбулизм», то есть ты — мне, а я — тебе, ты мне гонорар, и я тебя не забуду».

Исходя из каких соображений составители БАСА процитировали то самое место, в котором у Камбулова персонажа предостерегают от расходования гонораров на спиртное? Это издёвка? Или литературная игра?

БАС – это «белый шум», произведённый за пределами русского языка.

Речь впервые в БАС цитируемых и как бы современных авторов (беллетристов, мемуаристов и т.п.) всего-навсего стилизована под внешние параметры русского языка. Так словарь русского языка или антология стилизацией? Словарь русского языка или игралище для распоясавшихся постмодернистов, для которых не нашлось филолога с прутиком?

Позиция составителей, с их слов, заключалась в том, чтобы что-то устаревшее изъять, а добавить что-то новое и актуальное. Позиция составителей, с их слов, определялась «ориентацией на современную действительность и ее отражение в слове». Разве можно в это поверить в контексте нескольких сотен цитат из романа «Жатва» (1950), за который автор-инородцу была награждена Сталинской премии первой степени?

На мой филологический взгляд, социалистическая лауретоносец Галина Николаева и российская беллетристка Дина Рубина - это ядовитые ягоды с одного заражённого поля, смертоносные птицы одного полёта. Стратегия составителей БАСа выразилась в том, чтобы оставить не ими поставленные в прежние словари кусочки из опусов Галины Николаевой, добавив цитаты из столь полюбившейся лингвистам Дины Рубиной. Всё бы хорошо, но откуда у пользователя словаря возьмётся знание-понимание русского языка? Почему Дина Рубина?

После целой россыпи цитат из Галины Николаевой, В. Попова, Конецкого в 16 томе читатель получает возможность припасть к роднику русской речи, представленному цитатами из произведений бывшего завлита Камерного еврейского музыкального театра Людмилы Евгеньевны Улицкой (1943). С 11-ой страницы читатель словаря пойдет руку в руку с Улицкой. Почему Улицкая?

Я немного расслабился при чтении 16-ого тома и поэтому для меня полной неожиданностью на стр. 17 оказалась встреча с неприятной цитатой из опуса «Взрыв» (1976) Ильи Львовича Дворкина (1937-1978). Это была не простая цитата. Это типичный местечковый физиологизм с употреблением словечек вроде «клистирчик».

Я не откажу себе в сомнительном удовольствии процировать это место из «Взрыва»:

«— Э-э, брат, как тут, в этой богадельне, себя чувствовать! Отдыхай, говорят, Милашин. Отремонтировали тебя, теперь отдыхай. Порошочки-витаминчики, укольчики, клистирчики. Тьфу! Гори они синим пламенем, глаза б мои не глядели! Поверишь, увижу белый халат, у меня сразу желание такое — как мышу, в нору спрятаться и сидеть там.

Тимофей Михалыч усмехнулся и вновь зарокотал:

— Ты, Юрок, не бойся, я ж знаю, чего думаешь. Мол, сейчас старый хрен Милашин по-новой станет канючить насчет того, чтоб побурить. Точно?»

Трудно забыть сартровский зачин, когда Пролог «клистирного» опуса «Взрыв» открывался ёмкой фразой:

«Балашову было тошно».

Любопытно, что в самых кратких биографиях Ильи Дворкина написано что-то вроде: после выпуска первой книги в начале 1960-х годов и до смерти в 1978 году Илья Дворкин издал «много книг». Почему Илья Львович оказался в БАСе? Может быть, потому, что был упомянут Сергеем Довлатовым в сборнике «Соло на ундервуде»?

Зачем надо было в БАС вставлять цитаты из произведений владельца сети ресторанов в Москве Дмитрия Липскерова (1964)? Чем так составителям приглянулся роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» (2000), в БАСе процитированный несколько десятков раз (том 16, стр. 48 и др.)? Непонятно. Какие языковые изыски составители нашли в творчестве автора, про которого пишут, что – внимание - свою писательскую деятельность сын музыкального редактора Государственного Дома Радиозаписи Инны Липскеровой начинал… в театре-студии под управлением Олега Табакова в 1989 году? Почему Дмитрий Липскеров?

Ещё более странная история приключилась с книгой Татьяны Моспан под названием «Подиум, или В тени высокой моды» (2004). Это настоящее название книги Татьяны Моспан. Но в БАСе составители упорно называют эту книгу просто «Подиум» (см. том 13, 388 и др.). Без троеточия сокращений. Почему без троеточия, если сокращение? Нет ответа.

Немного не дожила до своего беллетристического триумфа Виктория Израилевна Беломлинская (1937-2008), попавшая в том 16 на стр. 48 как автор произведения под названием «...Где пасёшь ты?...»

Составители решили сократить название произведения, без которого в русском языке как без рук. Ведь полное название - «...Где пасёшь ты? Где отдыхаешь в полдень?» Это мудрое решение: лучше сократим, да напечатаем, чем не печатать из-за длинного названия. Как-никак, написано вроде бы на русском языке. Общее представление о стилистике текста можно получить из фразы:

«Такого рода воспоминания или что другое настолько вдохновили её, что однажды субботним вечером она нарядилась, накрасилась и отправилась в Манхэттен».

Если кто не понял размеров и специфики писательского «таланта» Виктории Израилевны Беломлинской, приведу большую цитату из опуса «Де факто»:

«У меня была присланная Володей книга «Самоучитель по борьбе «Карате», и я стал тайком тренировать его по этой книге. Почему я это делал? Этот чудовищный вопрос до сих пор меня мучает. Дело не в том, что сам я, хлипкий и мягкотелый в физическом смысле, не смог бы овладеть приемами самозащиты. Я не смог бы их применить, я это чувствовал: удар ребром ладони, кулаком, локтем в печень, солнечное сплетение, сонную артерию, — одна возможность такого удара вызывала во мне тошноту, угодливое воображение не позволя ло мне представить себя бьющим, подставляя меня на место ударяемого, и я тотчас же испытывал мучительную слабость в животе, смертельный страх. Но, в конце концов, у меня было другое оружие для самозащиты: мой изворотливый, хитроумный мозг, легко нащупывающий слабые стороны в душе противника».

По какой такой безотлагательной необходимости попали в БАС бытовые будни Виктории Израилевны, переехавшей в 1989 году в США? Почему Виктория Израилевна?

А это дедушка госпожи-садистки из американского заведения.

Если я правильно понимаю тенденцию, то до выхода последнего тома с буквой «Я» составители поставят в БАС парочку цитат из Юлии Михайловны Беломлинской (1960). Тому будет несколько веских оправданий. Во-первых, Юлия Михайловна – дочь Виктории Израилевны Беломлинской, водившей близкое знакомство с Бродским. Во-вторых, «российский прозаик» Юлия Михайловна Беломлинская во времена проживания в США кормилась тем, что исполняла обязанности «госпожи-садистки в заведении «Ящик Пандоры». В-третьих, как же в словаре русского языка не опубликовать цитаты из опусов члена международного товарищества искусств «Осумасшедшевшие безумцы», каковым (членом) Юлия Михайловна известна с 2004 года?!

А может в имеющихся 18-и томах я просто просмотрел цитату из романа Юлии Беломлинской «Бедная девушка, или Яблоко, курица, Пушкин», вышедшего в издательстве Вадима Назарова «Амфора» в 2002 году, то есть, через год после возвращения в Россию потенциального беллетриста-садиста?

Повторюсь еще раз, проблема не в очевидных просчетах составителях, не в халтурном отношении к языку и к источникам. Всё гораздо хуже.

Просчёты вдогонку недочётам

В 17 томе (План-Подлечь, 2011) на стр.77 встречаем двоеточие после источника «Леон. Зап. некот. эпизодов..» Скорее всего, это неполное троеточие. Ибо у Леонова была такая почти гугловская вещица – «Записи некоторых эпизодов, сделанные в городе Гуголеве Андреем Петровичем Ковякиным» (1924).

В БАСе мне попалось около сотни ляпсусов, фактологических просчётов. Наличие грубых несоответствий научным данным лишает словарь права называться «академическим». Не до академизма!

Подвергнем анализу две цитаты. В 18 томе (Подлец-Порой) на стр. 409 приводится цитата из: «Бел. Пов. А. Вельтмана». Вроде бы никакого подвоха. Но в том же томе на стр. 416 составители убеждают нас в том, что наполеоновскую повесть «Генерал Каломерос» создал некий мне неизвестный «Г. Вельтмана». Кто такой? Григорий Вельтман? Геннадий Вельтман?

По моим данным, повесть «Генерал Каломерос» (1840) принадлежит перу Александра Фомича Вельтмана (1800-1870), бывшего одним из родоначальником жанра отечественной фантастики. Я заглядываю в 13-тый том ПСС В. Г. Белинского, чтобы убедиться в интересе критика именно к А. Вельтману (стр. 448).

Вообще к Белинскому составители относятся с брезгливостью невежды… Путается под ногами ваш Белинский! Мешает цитировать великий роман «Кавалер Золотой Звезды» Семёна Петровича Бабаевского (см. стр. 416).

Не совсем понятно, зачем надо было цитировать роман Сергея Болмата «Сами по себе» (см. том 12, стр. 222 и др.), если автор с 1998 года живёт в Кельне (Германия) и социализировался до такой степени, что стал членом Союза художников ФРГ? О романе Сергея Болмата «Сами по себе» известны отзывы в стиле «это клоунада» и «подражание эстетике кинорежиссёра Тарантино». Впрочем, для составителей БАСА, вероятно, оказалось достаточно проживания романиста за пределами Отечества.

Загадкой для меня остался тот факт, что в 19 томе, изданном в 2011 году, составители процитировали невнятное эссе мюнхенца (!) А. Мильштейна «Летний дом, пять лет спустя», в названии которого с модном стиле постмодернизма обыгрывается название немецкой книги. Цитата в БАСе:

«Это как пренатальный снимок эмбриона, полученный с помощью ультразвука, только здесь снимок сделан на еще более ранней стадии, когда ребенок был только мыслью в голове матери. А. Мильштейн, Летний дом, пять лет спустя.» (том 19, стр. 661-662)

В публикации в журнале «Звезда» (2003, №6) было по-другому:

«Это как пренатальный снимок эмбриона, полученный с помощью ультразвука, только здесь снимок сделан на еще более ранней стадии, когда ребенок был только мыслью в голове матери...»

Куда в БАСе подевалось авторское троеточие? В контексте:

«Именно там — в американской пустыне, в баре с привидениями, у героини зарождается желание иметь ребенка. Вот откуда на самом деле появляются дети... Это как пренатальный снимок эмбриона, полученный с помощью ультразвука, только здесь снимок сделан на еще более ранней стадии, когда ребенок был только мыслью в голове матери... Но хватит расшифровывать то, что не нуждается в расшифровке». (А. Мильштейн)

Предыстория такова. Житель Мюнхена (с 1995 года) Александр Моисеевич Мильштейн (1963) перевёл книгу Юдит Герман «Летний дом, позже». А потом, в 2003 году, в ничего не обязывающем эссе вернулся к своему переводу. По этому поводу можно высказать несколько версий того, почему составители БАСа не видят русского языка без эссе переводчика Александра Мильштейна.

Во-первых, Моисеевич. Это весомый аргумент для того, чтобы попасть в список избранных. Наряду с Диной Рубиной, Викторией Израилевной Беломлинской и прочими такими же мастерами такого же русского слова. Во-вторых, человек давно живёт за пределами России. По версии составителей БАСа, чем дальше от матушки Руси, тем ближе к русскому языку.

В-третьих, какое изобилие русских слов в цитате – «пренатальный… эмбрион… ультразвук». Как это по-русски звучит – «ребенок был только мыслью в голове матери». Одно слово, божество Древней Греции, выходящее из головы второго родитея… М т.п.

Мне так и видится на Русской равнине XI века голоногий малец, пристающий к старшим с просьбой растолковать слово «препоручать». От него отмахиваются, мол сами, не знаем, подожди, родится такой-то и в таком-то году издаст книжку, включат её в БАС, вот тогда будет бессловесным русичам благолепие…

Русское слово «препоручать» известно с XI века. Им активно пользовались с XI и по XVII век. В словари попало в 1771 году. Казалось бы, при такой традиции можно было бы подобрать пример из русской жизни? Нет, нельзя. Известные своей неодолимой тягой к редакционным будням и отдыху в цирке составители цитируют выпускника театроведческого отделения Высших курсов искусствоведения (1929) Александра Александровича Бартэна (1908–1990):

«Не раз молодая чета воздушных гимнастов забирала дочурку в цирк. На время работы препоручали ее товарищам. Бартэн, Всегда тринадцать.» (том 19, стр. 681)

Фраза из советской книги 1965 года оказалась важнее языкового опыта, накопленного русской нацией с XI-ого века. Цирк. Гимнасты. Прыжки в воздухе. Развлекайтесь, читатели БАСа! Главное, не вспоминайте про такую малость как русский язык!

В семье этнических евреев родился Александр Александрович Крон (фамилия отца - Крейн, 1909-1983). Оба его романа составителями БАСа ценятся необычайно высоко. Настолько высоко оценка романов, что цитаты из обоих романов размещены на одной 628 странице! «Дом и корабль» (1965) и «Бессонница» (1977).

Столь избыточная любовь к автору снова сыграла злую шутку с редакторами, которые в очередной раз продемонстрировали невнимание к источникам. В БАСе:

«В освещенном жаркими юпитерами президиуме можно было увидеть многих именитых людей, явившихся во всем блеске своих орденов и лауреатских знаков. Крон, Бессонница.» (т. 19, стр. 628)

Тогда как в романе по-другому:

«В освещенном жаркими юпитерами президиуме можно было увидеть многих именитых людей, явившихся во всем блеске своих орденов и лауреатских знаков, они совсем потеснили скромных членов нашего ученого совета».

Вопрос к составителями, куда подевалась фраза «, они совсем потеснили скромных членов нашего ученого совета», следующая у Крона после запятой? Нет ответа. Почему сразу две цитаты на одной странице академического издания? Почем Крон?

БАС испорчен густым ядовитым соусом мультикультурализма. Это выражается в том, что поставлен знак равенства между персонажами книги «Как закалялась сталь» с одной стороны и Стариком Хоттабычем с Незнайкой на Луне с другой стороны. По логике составителей предполагается, что их (персонажей) уравняет тотальное засилье цитат из беллетристики, связанной с производство металла. Если задуматься, то сомнительный и плохо пахнущий мультикультурализм редакторов словаря сводится к большевистскому взгляду на людей, как на те самые «гвозди», которых (по версии мало цитируемого в БАСе поэта Маяковского) можно много вырубить из металлической заготовки потому, что людей в России ещё совсем недавно было в избытке.

Ориентация составителей БАСа на авторов с нерусскими фамилиями должна была обернуться казусом.

Мне понятно, что текст «Люди любят грузовик» процитирован потому, что один из авторов - главный редактор столичного журнала «Автопилот» Дмитрий Гронский (вместе с Александром Новиковым). Формально нужен был текст со словом «презентабельность». Составители БАСа нашли вот этот кусок:

«Если вы привыкли носить бороду, не выпускаете изо рта сигарету, не чистите свою обувь, а также не соответствуете еще дюжине требований по части опрятности, презентабельности и интеллекта, вы едва ли окажетесь за рулем этой машины. А. Новиков и Д. Гронский, Люди любят грузовик» (том 19, стр. 625)

Смущает контекст. На мой взгляд, водитель грузовика – это не лучший пример презентабельности. Но таковы капризы составителей БАСа.

Не смущает, но вызывает крайнее неприятие тот печальный факт, что в «Большой академический словарь русского языка» попал… рекламный текст!!!

В финале текста «Люди любят грузовик» можно прочитать – «при поддержке «Всемирной службы доставки UPS». «Люди любят грузовик» - это рассказ о корпоративной машине UPS. И не более того. Для текста характерны такие обороты:

«P 36 - машина, по-своему гениальная. Прежде всего потому, что в ней, кажется, продумана любая мелочь, а все задачи решены максимально просто». И т.д.

Допустимы ли рекламные материалы? Возможно, да. В соответствующих разделах. Но рекламный материал про грузовичок службы доставки в качестве материала про слово «презентабельность»?

Почему UPS? Потому что – Гронский?

В 2002 году в журнале «Домовой» Юлия Пешкова опубликовала материал «Ярмарка тщеславия». Составители БАСА не могли пройти мимом этой кладези русского языка. И процитировали не мучавшуюся над выбором заголовка Юлию Пешкову в 13 томе БАСа на стр. 201. Чему же посвящен теккеревский материал Юлии Пешковой? Читаем в журнальной публикации:

«Но ни плохая погода, ни даже предсказуемость не в силах отобрать у Миланского мебельного салона славу главного мебельного события года».

Странно было бы что-то иное ожидать от сотрудницы газеты «Коммерсантъ», которая по долгу редакционной службы делала выбор, то в пользу «Диванов и кресел с высокими спинками», то предлагала клиентам выбрать «Диваны из подушек» (30.04.2010). Мне, видимо, предстоит привыкнуть к тому, что читатель словаря – это тот самый клиент? Клиент, которому на маркетинговом пространстве русского языка предлагают сделать выбор в пользу Юлии Пешковой и Дмитрия Гронского?

«- Книга – лучшее удостоверение культурности человека. В. Кожевник. Особ. подразделение» (том 8, стр. 773)

«Особое подразделение» (1969) – сборник, состоящий из трёх повестей. Поэтому при цитировании следует указать название повести, вошедшей в сборник, а не название сборника. Определенно, у редакторов, проблемы с культурой цитирования…

Слово «культурность» известно с 1934 года. Вторая цитата в той же статье приведена из Плеханова, который чем больше знакомился с петербургскими рабочими, «тем больше поражался их культурности». И всё. Тема закрыта этими двумя странными пафосными цитатами. С одной стороны, сказано вроде бы правильно. По-советски.

- Товарищи, вот это очкарик сомневается в том, что «книга – лучшее удостоверение культурности человека»!

- Не может быть!

- Дайте ему в морду, а то у меня руки заняты авоськами с картошкой!

- Гоните очкарика из нашей очереди!

- Этому умнику не продавать книги в художественном отделе! Слышите, Иродиада Карловна?

- Веня, что мы делаем в этой очереди? Рядом продают чай «Три слона»…

По стилю несколько коряво для 1969 года. Многостраничная «книга – это удостоверение». Удостоверение культурности. Это бюрократический воляпук. Мне так и слышится уличный диалог:

- Гражданина, а как у вас с культурностью?

- А вот, товарищ начальник, извольте-с, удостоверение-с, специально для подобных случаев. Вы спросили, а я вам – удостоверение.

- Хм-м. Кем выдано?

- А там всё написано, читайте, сударь! Чай, не книга, Удостоверение!

С другой стороны, меня смущает то, как по-большевистски составители БАСа «разобрались» с понятием «культурности». Что смущает? Неужели фраза про «культурность человека»?

Разве может быть «культурность животного»? Да. Способность общаться в танце у пчёл - удостоверение культурности рабочих особей.

Может быть, меня смущает тот факт, что будущий автор сборника «Особое подразделение» (1969) и сценария «Щит и меч», 1968 (совместно с В. Басовым) Вадим Кожевников (1909-1984) родился в семье ссыльных социал-демократов? То, как редактора БАСа решили вопрос со словарной статьей «культурность» - это ритуальный жест в память о ценностях социал-демократов. Показательно, что за сборник «Особое подразделение» Вадим Кожевников получил Государственную премию СССР (1971).

Сомнительный афоризм Вадима Михайловича Кожевникова – это предел русскости, на который решились составители БАСа. Надо бы дать право голоса русским авторам. А пусть подавятся «поразительной» «культурностью» рабочих дореволюционного Петербурга!..

Зачем в словаре русского языка цитировать (ненавистного мне невежду) театрального критика Марину Зайонц (т. 15, стр. 264), нелепо умершую в Париже на цирковом представлении и на протяжении всей своей театроведческой деятельности кичившейся своей мультикультурной национальностью?

Рецензия «Если бы знать...» опубликована в журнале «Театральная жизнь» (№ 18), 01.09.1987). Это случилось в год моего поступления на театроведческий факультет ЛГИТМиКа. Всё бы ничего но лицо толерантной национальности Марина Зайонц превращает отзыв на спектакль «Директор театра» в Театре на М. Бронной 1984 года в портрет Анатолия Эфроса. Всё бы ничего.

«Здесь, может быть впервые у Эфроса,— ни минуты откровения, ни секунды открытого горестного пафоса. Какая-то бестелесная прозрачность и жесткий, сухой ритм».

Как театровед я мог бы (если бы захотел, но не хочу) найти достоинства в тексте Марины Зайонц. Но зачем в словаре русского языка цитировать текст Марины Зайонц, посвященный соплеменнику? Не многовато ли продвигающих друг дружку инородцев в БАСе? И без Марины Зайонц и Анатолия Эфроса в БАСе активно цитируются Кнебель, Сац, Юрский, и Венимамин Смехов. Не перебор ли? Для словаря русского языка?

Хотелось бы понять состояние дел, когда в 3-ом томе БАСа (2005) в статье «Военный» трижды цитируется лауреат двух Сталинских премий второй степени (1947 и 1949) Борис Полевой. На этот раз не обозначу национальность автора. Но задам несколько хороших вопросов.

Разве за сотни лет существования русского мира не накопилось какой-нибудь военной традиции, кого-нибудь военного опыта? Разве не было побед и поражений? Ни на ноготь военного наследия? Сидели и ждали, пока повзрослевший Боря переступит порог редакции? Неужели всё настолько плохо, что остаётся обращаться за помощью к личностям вроде Бориса Полевого? Допустим, всё так и было.

Тогда задам другой вопрос. Почему название текста Бориса Полевого приводится с нарушениями? Вместо «Самые памятные: Истории моих репортажей» (1980) в БАСе на стр. 37 встречается без троеточия урезанное «Самые памятные». Где обещанный академизм?

Моя позиция заключается в том, что не место Борису Полевому в БАСе издания 2005 года. Но, допустим, положение настолько безвыходное, что пришлось процитировать Бориса Полевого. Моя позиция заключается в том, что нельзя одного и того же автора дважды цитировать в одной статье и на одной странице. Борис Полевой дважды цитируется на стр. 37. Это его вещи «Самые памятные: Истории моих репортажей» и «Золото», которое в некоторых томах словаря можно встретить на каждой странице! Что ж, идём на компромисс. Не более того.

Ибо моя позиция заключается в том, что нельзя одного и того же автора трижды цитировать в одной статье! И никаких компромиссов! А составители БАСа просто вредители и словарные диверсанты.

Зачем на одной странице трижды цитировать текст М. Г. Строговой «Магия зеркал»? Ранее он (текст) повсеместно цитировался в словарях 1980-х годов, например, в «Малом академическом словаре». Но зачем сразу три цитаты из Строговой размещать в 15 томе БАСа на стр. 363?

А вот то, что в БАСе я называю «плохой цитатой» на все времена:

«Самуил Яковлевич появился в тяжелой шубе, в бобровой шапке, какие у нас зовут "боярками", с крючковатой тростью. Б. Полевой, Два облика Самуила Маршака.» (том 8, стр. 724)

У Бориса Полевого мне известно эссе «Его секрет» (1971), в котором было такое место:

«Встреча на Внуковском аэродроме, помнится, не улучшила настроения. Самуил Яковлевич появился в тяжелой шубе, в бобровой шапке, какие у нас зовут "боярками", с крючковатой тростью в сопровождении стайки суетливых дам разных возрастов, которые на ходу закутывали его в кашне и шарфы и проявляли такие шумные заботы о его здоровье, что на его месте было бы просто бессовестно тут же не занемочь. И он действительно слабым, дребезжащим голосом сообщил, что чувствует себя неважно».

Где троеточие после «с крючковатой тростью»? Молчат редактора БАСа. А перед кем им отчитываться? Неужели перед русскими читателями?

Перед нами, которые не наберутся смелости спросить, а зачем вы процитировали Бориса Полевого? Борис Николаевич Полевой (настоящая фамилия — Кампов) был в хороших отношениях с лауреатом четырёх Сталинских премий (1942, 1946, 1949 и 1951) Самуилом Яковлевичем Маршаком. И что?

Инородец Кампов восторгается тем, как инородец Маршак по-боярски носил шубу, снятую с трупа безвинно расстрелянного русского дворянина? Не перебор ли? За годы гражданской войны «зачистив» жизненное пространство от прежних носителей тяжелых шуб и бобровых шапок, новые хозяева жизни взялись посмеиваться над проигравшей стороной. «Какие у нас зовут «боярками». Этнический еврей Самуил Яковлевич Маршак – в «боярке». Как боярин? Боярин? Не перебор ли?

Это я называю плохой цитатой. Не вообще плохой цитатой. Но плохой цитатой для русского словаря...

Отныне целые фрагменты окружающего мира русскому человеку доступны только через посредничество инородцев. Такая навязчивая ситуация вызывает сперва легкое раздражение, недоумение, а затем закономерное неприятия. В качестве иллюстрации можно привести словарную статью «консьержка» в 8 томе на стр. 374.

Это известное с 1912 года слово проиллюстрировано всего двумя примерами. Из романов «Буря» Эренбурга и «Бессонница» Крона (Крейна). И всё! Не было других примеров контактов представителей русского мира с консьержками! Единственные эксперты – Эренбург и Крон (Крейн).

Зачем в словаре русского языка цитировать Мариэтту Тиграновну Степанянц (т. 15, стр. 331)? И не абы как цитировать, а на одной странице с Юрием Михайловичем Новоженовым (автором книги и отцом известного телеведущего Льва Новожёнова), Григорием Гориным и Анатолием Алексеевичем Азольским, без двух произведений которого составители БАСа не видят истории русской литературы – это «Диверсант» и «Лопушок» (странно, что в БАСе вроде бы не цитируется его рассказ «Еврейская песня»). Зачем? Почему?

Не оправдывает редакторов БАСа неуёмная любовь к военной прозе Константина Симонова (1915-1979). Любите беллетриста как угодно, но зачем на одной странице словаря Русского языка размещать сразу три цитаты этого самого К. Симонова? «Катастрофой» я называю то, что произошло в томе 5 на стр. 273.

Но такой ли он непререкаемый авторитет по части языка? В среде гуманитариев не принято обсуждать национальность Константина Симонова. С отцом у него такие же проблемы, какие были у Юрия Андропова, благодаря личному выбору которого мы имеем по две цитаты из Юлиана Семёнова в том же БАСе. Константина Симонова следует определять как «советского беллетриста и журналиста». И плохого драматурга, отысквавшего чешский фашизм.

Достаточно ли этого для засорения БАСа цитатами из Константина Симонова? Того автора, который в публицистическом порыве очень часто отходил от правды и вообще был плодом своего специфического времени (о чём, кстати, написаны целые книги – та же «Москва Ква Ква» того же Аксёнова, цитаты из которого не менее щедрой рукой разбросаны по всем томам многострадального БАСа. И вот вопроса – а зачем? Почему Аксёнов?)?

Я не собираюсь спорить на тему достойны ли беллетристические изыски Юлиана Семёнова и Константина Симонова быть размещенными в БАСе? Вопрос в другом – зачем так много? Зачем по две-три цитаты на одной странице? Зачем цитировать «17 мгновений весны» через страницу?

Допустим, редактора БАСа обуяны любовью к военной прозе Константина Симонова. Поэтому богатство русского языка умещается в трёх цитатах. Это «Живи и помни», «На разные темы» и «Зрелость». Но одна из трёх цитат посвящена доносу молодого человека, в результате которого фашисты повесили комсомолку. Это не военная проза. Это пропагандистский урок ненависти. Это всё та же некрофилия. Это всё то же упадничество и разрывание одежд на тему ностальгии по СССР.

Трижды цитируемый К. Симонов – это ещё одно оскорбление в адрес русского человека. Это издевательство. Это издевательство над тем, что другие нации хранят как зеницу ока. Трижды процитировали среднего беллетриста в словаре национального языка? Ну, просто не придумали, как ещё оскорбить, как ещё можно поиздеваться над безответными людишками.

Когда добрые засидевшиеся гости берутся для русских людей составлять словари языка, весь базар возбуждается от запаха неизбежных прибылей...

P.S. Я подумал о том, что выбор цитаты для словаря – это первый шаг в сторону рейтинга. Поэтому… 100 книг, как бы рекомендуемых составителями «Большого академического словаря русского языка». Лучшее в истории русской литературы. Недостижимые образцы русской словесности. «Шедевры» русского языка мы находим в этих текстах:

1. Галина Николаева «Жатва» (1950)

2. Александр Крон «Дом и корабль» (1965)

3. Семён Бабаевский «Кавалер Золотой Звезды» (1947-1948)

4. Александр Крон «Бессонница» (1977)

5. Александр Бек «Новое назначение» (1965)

6. Владимир Попов «Сталь и шлак» (1948)

7. Леонид Соловьев «Повесть о Ходже Насреддине» (1956)

8. Анна Караваева «Лесозавод» (1928)

9. Николай Носов «Приключения Незнайки и его друзей» (1953—1954)

10. Владимир Попов «Закипела сталь» (1955)

11. Еремей Парнов «Александрийская гемма» (1991)

12. Владимир Попов «Обретёшь в бою» (1969)

13. Александр Бек «Волоколамское шоссе» (1943—1944)

14. Николай Носов «Незнайка в Солнечном городе» (1958)

15. Александр Бек «Тимофей — открытое сердце» (1948)

16. Виктор Авдеев «Зайцем» на Парнас» (1975).

Об утрате патриотизма
в истории русской литературы

Рецензия на литературную энциклопедию

Вступление

Никто не мог ожидать худшего после кошмарной эклектики многотомной “популярной энциклопедия для детей” “Все обо всем”, выпущенной в 1995-96 года издательством “АСТ”. К сожалению, после выхода в свет бесполезных книжек с мотоциклистами и обезьянами на обложке не прошел энциклопедический зуд у московских издателей. Издательство “Аванта +” предпринимает титанические попытки по осуществлению грандиозного проекта “Энциклопедия для детей”. Ранее не выливались в текстовые возражения: глухое недовольство освещением эпохи неолита и бронзы в “Истории России”, ропот против агрессивного иллюстративного ряда по зороастризму и мормонам в “Религиях мира” и догматизма некоторых мотивов тома “Искусство”. Но откровенная тенденциозность и антиэнциклопедичность последнего тома заставляют высказать принципиальные замечания. По праву принадлежности к русским гуманитариям.

  Всей семьей мы рассматривали свежий 9-й том “Русская литература. Часть первая”, выпущенный издательством “Аванта +” в 1998-м году в дорогостоящей суперобложке. Все трое остались недовольны изданием. Почему?

Читатель задает вопросы

  До стр. 136 разочарованный читатель не встретит ни высокой материи, ни элементарной серьезности. Как не найдет в книге стилевого единства. Первый пример. Если до стр. 48 имена писателей представлены без биографических дат, то даты жизни указаны в скобках почему-то между 48 и 56 страницами. Такая манера будет возобновлена с 259-й страницы. Второй пример. Дважды разными авторами Аристотель представлен “древнегреческим мыслителем” (20 и 49). Но больше всего раздражает не стилевой разнобой, а текстовое скоморошество. Дважды в обнимку с КГБ Даниил Иванович Хармс встретит читателя на первых страницах (стр. 6 и 8). Преодолев пошлости в разделе “Анекдот”, с содроганием встречаешь главу “Анекдот” в “Детском фольклоре”, насыщенным пошлыми картинками (131 и 132). Словно забыв о том, что Хармс и не уходил с читательских глаз в третий раз его услужливо представляют по всей форме как “писателя Даниила Хармса (1905-1942)” (55).

  "Зачем так много голых тетенек?” - спросила девочка 12-и лет, рассматривая первые якобы энциклопедические первые сто страниц (7, 13, 55, 118). Справедливым оказалось замечание ребенка и о страшных зверях. Именно в детскую книжку опасно помещать иллюстрации В.Тиморева к басням И.Крылова. Зубастые и огромные твари навсегда отобьют желание перечитывать шедевры баснописца (340). Воздушные иллюстрации замечательного Н.В.Кузьмина соседствуют со страшным альбомным рисунком П.Соколова (456 и 457). Хочется верить, что этот рисунок дети побыстрее зарисуют фломастером. Может быть, рисунки В.Тиморева и П.Соколова соответствуют хищническим натурам некоторых юных читателей? Или они призваны дополнить “тараканью” цитату из “Превращения” Ф.Кафки (56)? Так или иначе, но ребенок отметил в тексте артефакты, исполненные на грани психопатологии.

  Жена, двадцать лет проработавшая в музее, критически высказалась об иллюстративном ряде издания. За какие художественные достоинства выбраны картины некоего Г.П.Кусочкина, нарисованные в 1988-м и 1989-м годах (98, 112 и 118)? В стране, предлагающей старшеклассникам учебники с плохим шрифтом, без фотографий, но с карандашными портретами писателей проект подобного издания не может избежать тенденциозности Заказчика. И понятно, почему нет и не будет картин К.Васильева с его своеобразным пониманием героизма древнерусской литературы. Примитивист Кусочкин вместо Васильева - это позиция. Карикатура на лубок подменяет героическую тему. Но не помешает ли наметившаяся тенденция в энциклопедичном изложении научного материала?

Основная тема

  Составители мечутся между откровенным чернокнижием, где стихи приведены в виде символов и тайных знаков (45, 210 и 211) и китчем. Последний представлен вульгарными рисунками (35, 110 и др.) и полотном “Владимир Мономах на охоте” (217). Удача составителей, поместивших замечательный рисунок Е.Баратынского (474) и картины М.Лермонтова (480), подсказывала нам идею разносторонности талантов русского писателя. Но составителям не хватило выдержки и последовательности. Неудачен иллюстративный ряд раздела о Достоевском. Известно особое значение архитектурных зарисовок в рукописях автора “Подростка”, раскрытое в книге “Рисунки в рукописях Достоевского” К.Баршта (С.-П.,1996). Но их место занимают: вездесущий П.Боклевский (612), глупейшая фотография заснеженной вывески Кузнечного рынка (606), фото С.Нечаева (618) и безымянные артисты из московского театра (616).

  Перехожу от иллюстраций к тексту и отмечаю особую безглагольность заголовков. От навязчивых шаблонов можно отмахнуться в связи с многочисленностью авторского коллектива, привлеченного к работе над изданием. Чего стоят шаблонные заголовки гоголевского “Пути к живой душе” (501) и “Живые души”. Это очерк о тургеневской книге “Записки охотника” (556). Одинаково плохи стереотипные заголовки без глаголов. Надо признать немного странным этот фетовский подход к рассказу об истории литературы, известной страданиями и великими деяниями ее созидателей. Лаконичные заголовки не содержат глагола и не заявлены на раскрытие какой-либо проблемы. Милый и добродушный Фет совершает “Бегство в Степановку” (519). “Чудная “заграница” (200), “Изгнанничество” (449), “Кружок петрашевцев. Арест”, “В Мелихове. Доктор Чехов” или “В Ялтинском “изгнании”. Доходит до забавных казусов. Так под вызывающе безглагольным заголовком “Портрет на фоне Петербурга (лирический фрагмент)” следует крайне динамичная тютчевская строка: “Глядел я, стоя над Невой...” (512). “Предупреждение и завещание” - на редкость невнятное название полуторастраничного текста с беглым пересказом “Бесов”, “Подростка” и “Братьев Карамазовых”. Заявленный безглагольный заголовок явно входит в конфликт с традиционным определением Пушкинской речи как духовного завещания Достоевского.

  Не менее интересна скрытая фабула тома и общее настроение его составителей. Если сегодня, спасаясь от налоговой полиции, родители предполагаемого читателя пребывают в экономическом изгнании где-нибудь во Франции или на Кипре, то бальзамом на кровоточащие души будет им одна из основных тем издания. Заявлена она утверждением о главной задаче произведений христианских авторов паломнической литературы: “они были путеводителями” (190). Впору иронизировать в духе цитаты Гончарова об Островском (594): “После них у нас появился русский, национальный путеводитель!”

  Идеологическая позиция составителей вскрывается в разделе “Паломничества и путешествия” с рассказом о “Землях “святых” и “грешных”. Восемь страниц с густым варевом из сплошного цитирования. Их оказывается достаточно для развития мысли: Россия - грешная земля. Косвенным образом этот мотив представлен и в остальных книгах этой серии - “Религия” и “История России”. Но, составители не рассказывают о паломничестве Гоголя в Иерусалим (497). Они его упоминают, стыдливо умалчивая о том безбрежном разочаровании, что охватывало русских писателей по прибытию в знойную пустыню. Будь-то Н.Гоголь в XIX веке или Н.Гумилев в веке ХХ-м. В дальнейшем агрессивная тема “изгнанничества” окончательно подменяет проблему народности. Осанна изгнанникам пропета в главе о Тургеневе. В путаном пересказе “Дыма” подготавливается триумф русской эмигрантской литературы, который наверняка будет заявлен в следующем томе. Выдвинув подобную версию, мои родные оставили меня наедине с книжкой в черном переплете.

  А я попытался посмотреть на издание глазами филолога. Сразу признаюсь, я не поклонник В.Набокова. Разве это важно при разговоре о догорьковском периоде русской литературы? Судите сами. На первый взгляд не видишь опасности в том, что шесть раз составители обращались за советом к Набокову. Ну и что? Но книга начинается с фирменного блюда Набокова - футбольных сосисек (с. 9 и 11). Проглотив кулинарное чудо быстрого приготовления, Набоков потеснил Бояна (224) и по-ноздревски бурно встретил читателя, прильнувшего к первой странице гоголевской главы (491). При уничижительных разговорах и толках о Чернышевском составителями в обязательном порядке цитируется “Дар” Набокова. Очень похоже на отзывы помещика Собакевича о губернской псевдоэлите. Составители живут по лозунгу: Набокова много во всем! Поэтому читателю не представляется неуместным присутствие фамилии Набоковых в рассказе о смерти Льва Толстого! Заканчивается книга смертью Чехова, трагизм которой скрашивается пространной цитатой из... Набокова (658).

  Ошибочность субъективисткой позиции вскрывается в мелочах. Дополнительный очерк “Диалектика души” содержит высказывания Чернышевского о раннем Толстом. Дополнительный очерк уместнее назвать “Чернышевский о Толстом” (635). Но составители изменили своему правилу. Они спрятались за понятием “диалектики”. Почему? Чернышевский изрядно опорочен в глазах читателя, не владеющего диалектическим мышлением (385 и др.). Может быть, плюрализм мнений? Нет, названные очерки могли бы показаться проявлением разных позиций, если бы не нарушение временного единства. Чернышевский был современником Толстого и его цитата уместна. Эмигранта с “других берегов” в книге слишком много и он субъективно притянут из ХХ века. Обилие набоковских цитат заставляет задуматься: а соответствует ли разряду “энциклопедий” книга, заявленная издательством “Аванта +”?

  Легкость и необязательность набоковского взгляда на русскую литературу определяет и прочие “мелочи”. В главе о романе “Война и мир” малейшие упоминания капитана Тушина и Каратаева - персонажей из народа - можно поставить в заслугу составителям, но нет художественного образа самого народа. Нет народа, не появляется повода для введения темы патриотизма. Зато в книге соблюдается официозная субординация. Есть очень много цитат академика Лихачева. Вместе с Булгариным в текстовых джунглях потерялся наш современник академик Панченко (220), почему-то не упомянутый в финальном списке имен между драматургом Островским и поэтом ХХ века Пастернаком (!). А вдруг литературовед Гаспаров отнимает площадь, необходимую для рассказа о творческом подвиге собирателя русских сказок Афанасьева? За последнего обидно вдвойне по той причине, что нашлось доброе слово для братьев Гримм - “составителей знаменитого собрания немецких сказок” (348). А куда подевался многотомный беллетрист Боборыкин? Или такой классик XIX века как Короленко с ложным пафосом его статей против ритуальных убийств русских детей? Нет, в этом томе появление главы о многословном и малоталантливом пиите Случевском фиксирует определенную тенденцию! Для ее более наглядного выражения и во имя соблюдения чиновничьего этикета составителям тома даю два совета в последующие переиздания включить новые очерки. Об опусе “Жизнь как она есть” Брандта - графомана из официозной газеты и многолетнего гонителя Белинского с Некрасовым. И обязательно советую пересказать интригу великосветского романа “Лорин” графа Валуева.

  В издании, адресованном школьникам, нет ориентации на самостоятельность читательской мысли.

  Акцент на массированное цитирование неоднократно дает сбой. У автора очерка об Островском есть талант и чувство меры. Но названный очерк лишается текстового обаяния из-за механическое присоединение дополнительных материалов: “Поэта образы живые...” (586) и “Свои люди - сочтемся!”. Заголовок в виде названия пьесы продублирован на стр. 587, но доходит и до большего абсурда. Не совсем понятны побудительные мотивы, заставившие Л.Владимирову поставить свою фамилию под тремя строчками, предваряющими стихотворение Аполлона Григорьева (586). Это первая публикация стиха? Исследователь много лет занималась его поисками в пыльных архивах? Или все проще. Авторы очерков и составители молчаливо договорились сыграть в тяни-толкайку под названием “выдадим хрестоматию за энциклопедию”. Не знаю, как там на “святых землях”, столь полюбившихся авторам и составителям, но в русском народе подобную работу называют обидным словом “халтура”.

  К чеховскому очерку обе стороны так заигрались, что оставили читателя наедине с хаотичным набором из десятков и десятков цитат, крайне затрудняющих рассказ о судьбе и творчестве автора “Острова Сахалин”. Но чрезмерная склонность к цитированию - это исключительно внешний недостаток помпезного издания, напоминающем обычную школьную хрестоматию. Есть и внутренние.

  Мы знаем, кто у нас есть, кого в избытке. А кого нет? Думается, вполне обоснованно восстановить в энциклопедии традиционную главу о Белинском. Его имя упоминается часто, но создаваемый образ никак не назовешь целостным и полнокровным. Ибо материала на стр. 396 совершенно недостаточно в рассказе о критике с истинно энциклопедическим охватом русской литературы. Белинский - не единственный, кого обошли. Остается непонятным, почему нет отдельной главы о титане русского языка В.Дале (374, 376, 378 и 557). Шестнадцать раз приводится имя Герцена с подробным разбором творчества лондонского изгнанника и куда меньше по числу и мимоходом упомянут великий Даль. Оба не удостоились отдельных глав. Если Герцен вполне заслужил такую участь, за что пострадал Казак Луганский? Будет ли загадка собирателя сокровищ “Толкового словаря” раскрыта в томе “Язык и речь”?! Есть сомнения.

  Это не единственные перекосы в композиции текста. Тредиаковский (род. в 1703) и Ломоносов (род. в 1711) даются сразу после Карамзина (1766-1826)! Очерк “Лирики конца века” с подобострастным рассказом о “загадочном” К.Р., дебютировавшем в 1886 году, предваряет главы о Жуковском (родился в 1783) и Батюшкове (род. в 1787)! Пусть так. Но почему Пушкин начинается со страницы 447?

  Довольно о неудачном. Лучшие страницы издания представлены очерком “Автобиографические сочинения Аввакума и Епифания (пустозерская проза)”, взорвавшего весь раздел “Литература Древней Руси”. Мария Максимова настолько не вписывается в структуру тома, что, скорее всего, ее лучший текст будет удален при переиздании тома. Почему я отмечаю достоинства Марии Максимовой не в пример недостаткам Андрея Ранчина, Нины Суховой или Карена Степаняна? Да потому что ее пример и показывает, что автору статьи можно избежать опасностей коллекция которых и представлена в томе! Можно уравновесить авторскую речь с цитатами. Можно рассказать о духовном подвиге русского человека, не впадая в модную тенденцию всеобщего увлечения “возрождением утраченных традиций”, будь-то церковный подход к религии, масонство или нескрываемое чинопочитание! Не обращаешь внимания на такую мелочь как утрату атеистического пласта древнерусской письменности и литературы. После недолгого размышления становится понятным почему коллективом авторов “Аванты плюс” утрачена “Повесть о Горе-Злочастии”. Какой толк в шедевре, выразившем новаторский подход к изображению героя в бытовых и мистических условиях? В своего рода “Двойнике” Достоевского, написанном задолго до появления русского романа? Если... Если герой не имеет никаких чинов, не сотрудничает с властью и поэтому не может у юного читателя вызвать приступа конфуцианского восторга.

  Да, это книга для подрастающего обывателя. Для карьериста, накопителя и приверженца той религии, что на сегодняшний день приближена к власти. Издатель (или заказчик?) предположил, что когда-нибудь у “новых русских” появятся дети с гуманитарными интересами и вот под их-то вкус и выполнено издание.

  До чего будет обидно, если от нашего времени в литературных энциклопедиях останутся не гении и таланты, но газетные магнаты, редактора и администраторы. Словом, все те, кто успел засвидетельствовать свое почтение гениальным ровесникам, менее удачливым в административной карьере. Эта мысль приходит в голову при знакомстве с главами о поэтах, уместно не включенных в школьную программу. Ничем не объяснимо появление главы о сановитом поэте, приближенном к самодержавной власти. К.К.Случевский часто поминал Сатану (с.551), удостоился океана пародий (с.553) и стал известен своими диссонансами (с.553). После редактора газеты “Правительственный вестник” Случевского вдруг идет романист Тургенев. Несоразмерные величины. Впору повторить вслед за А.К.Толстым: “Я не чиновник, а художник” (заголовок на с. 536). Общим местом становятся две темы - ложные обвинения в дилетантизме и чиновничье кокетство. “Неизвестный дилетант.” Алексей Николаевич Апухтин” (404) и “Тютчев считал себя дилетантом” (511). Тютчев “был рожден поэтом, а не чиновником” (509) и т.д.. Украшают ли общие места энциклопедическое издание?

  Очерка о Достоевском ждешь с нетерпением и трудно удержаться от возгласа огорчения. В главе о раннем Достоевском есть неудачные пересказы “Двойника” и “Хозяйки”, но нет упоминания о “Неточки Незвановой” или “Маленьком герое”. Походя московскими составителями развенчан миф о любви романиста к Петербургу. Это еще одна разновидность “энциклопедической” набоковщины. Есть фотография семипалатинского дома, но нет имени Ч.Валиханова в беглом рассказе о каторге и ссылке.

  Достоевскому повезло меньше, чем автору “Дыма”. Чтобы хоть как-то оправдать многословность очерков, посвященных Я.Полонскому и К.Случевскому автор статей допускает крайне неуместные упоминания... поэтики Достоевского. Наверное, от стыда в указателе имен не приведены с. 533 и 551. Вместо информативного рассказа о “журнальной войне” Достоевского с Щедриным, имя оппонента используется подпоркой для шаткой характеристики сатирических образов русской литературы (599). Трудно понять из каких соображений комедия Островского “Лес” несуразно приравнена к романам Достоевского (с. 590)? Но больше всего читателя обескураживает связь “Лесков-Достоевский”. Подробный пересказ содержимого лесковского “Шерамура” озвучен громкой “перекличкой” с Достоевским (389)! Начинаешь понимать общий замысел авторов и составителей. Для них имя гения сходно с косметической подтяжкой. Упомянул всуе и сразу проясняются морщины на лице недоумевающего и скучающего читателя.

  С именем Достоевского составителями была допущена хрестоматийная ошибка литературной энциклопедии для детей. Ошибка спровоцирована размерами авторского коллектива. Каждый из очеркистов (пускай авторы не обижаются, но трудно результат их совместных усилий назвать энциклопедией, а их самих - энциклопедистами) посчитал себя обязанным привить юному читателю уважение к Достоевскому. Для чего рассматриваемого поэта или беллетриста уравняли с гением Федора Михайловича. В отсветах мирового признания имени Достоевского заиграет новыми красками не кто-нибудь а сам Случевский - путешественник “в свите одного из великих князей” (547). Отсюда и перебор с именем, вызывающий у юного читателя реакцию школьного нигилизма. Получается формула “Аванта” минус читатель”.

  Со времен моей работы в школе в качестве учителя литературы в старших классах я вынес особый критерий к школьному учебнику. Если из учебника можно вырвать главу о каком-либо произведении и представить ее в качестве предисловия к отдельному изданию рассматриваемого романа, то это понятный и занимательный текст. Такой текст можно предложить детям, читавшим или не прочитавшим изучаемое произведение. Но очерки “Аванты +” не выдержали подобного подхода. В них преобладает подробный пересказ произведения не совсем уместный в предисловии, предваряющим знакомство с творчеством любимого автора. Очерк с пересказом романа “Идиот” сходен удобнее представить комиксом. Заканчивается раздел о Достоевском разговором о “Братьях Карамазовых” с математическим распределением вины между братьями. За механицизмом раздела о Достоевском не сразу догадываешься, что упоминания о Пушкинской речи разрушат Тенденцию. Но наиболее показателен очерк “Крестный путь Раскольникова”. В нем приводится не проблематика романа, но упрощенный пересказ романа. И без упоминания имени Свидригайлова. Это обескураживает. Подобные пересказы опасны для двух категорий юных читателей - читавших и не читавших гениальный роман “Преступление и наказание”. Кто не прочитал роман, тот в нем никогда не разберется. Ибо, что такое преступление без феномена Свидригайлова?! Соответственно, очерк неинтересен тем, кто шагая в ногу со школьной программой, роман прочитал. Ибо, что такое наказание при фигуре умолчания?

  Судьбу литературного персонажа разделили многие литераторы.

  Справочный аппарат издания ниже всякой критики, но порой читателя охватывает нездоровый энтузиазм. Со мной это случилось при поисках цитат из небезызвестного Фаддея Булгарина. В указателе имен есть одно упоминание “заклятого литературного врага” Пушкина - на стр. 374. Вполне достаточно. Но Булгарина в издании несколько больше. Так в финальных абзацах пушкинского раздела заявлен анонс: смотрите о Булгарине “в статьях “Человек и действительность”, “Литературная критика” (468). Имея два высших гуманитарных образования, я не смог найти “Человек и действительность”. Мною овладело нездоровое желание найти обещанное, но в этом благородном начинании составители мне помочь отказались. Трудность легко объяснимая - в оглавлении дополнительные главы набраны мелким шрифтом и не по алфавиту. Невозможно разобраться в этом словесном месиве, как совершенно невозможно найти статью, которая тебя заинтересовала. Проще оказалось встретить имя Булгарина в любом другом месте. Я так и не узнал, упомянут ли доносчик Булгарин в качестве автора первого русского романа “Иван Выжигин”?

  Несколько раз я вроде бы встречался с понятием “патриотизма”, нигде не соответствующим общей тенденции издания. Но к концу книги я не смог бы ответить на вопрос, был ли кто из русских писателей русским патриотом, посвятившим жизнь беззаветной службе России и ее многострадальному народу? На смену патриотизму, привычному для школьных учебников пришел культ библейских цитат. Отчетливо это проявлется во фразе: “Народ в радищевской оде обращается к царям с теми же обличениями, которые в Библии звучат из уст самого Бога...” (330). Сославшись на религиозный авторитет иноязычного текста, автор избежал необходимости раскрытие героического начала русского народа? Нет, он одно подменил другим. Подмена понятий - это сложная проблема. Разговор о героизме ответственнее красивых фраз. Что комбинаторский талант автора очерка о Радищеве, если в разговоре о Достоевском не заявлена проблема нароба-богоносца? Выстроить красивую фразу проще, чем подготовить к выходу в свет научное справочное издание. Составить гипертекст в соответствии с этическими законами родного этноса труднее перевода на русский язык чужого цитатника.

  О главном. Для начала следует отметить, что в издании не отражена конфликтная ситуация между древней глаголицей и кириллицей, навязанной христианскими миссионерами. Почему не подвергается обсуждению вопрос о спорности официальной версии происхождения письменности у славян? На мой взгляд, очерки о летописях, церковном красноречии и хронографах правомернее было бы поместить в общий раздел “Письменность Древней Руси”. Неудача раздела “Древнерусской литература” заключается в том, что с неуместным пафосом заявлена тема ветхозаветного библеизма и слащавого евангелизма на стр. 140. Бурно продолжена в новых очерках “Летописание” (154) и рассказом о “Хронографах”, “для которых фундаментом служит историческое повествование Библии” (163). А со следующей страницы снова доминирует в “Житиях святых”. Таким образом, библейская тема не позволяет авторам развернуться в рассказе о самобытном начале древнерусской литературы. Если таковое присутствовало... Тенденциозность издания не просто заявлена обширным очерком “Библия в древнерусской литературе” со вступительными главами о происхождении и истории библейских текстов. Этот очерк и его тема необоснованно подавляют все прочие тексты раздела, что никак не соответствует критериям энциклопедизма как системы научных достижений в области знаний. Доминирующее положение ссылок на вселенский характер библейских цитат дает повод к большим сомнениям.

  Составители явно спешат с внедрением библейской темы. На стр. 78 воспроизведен фрагмент мозаики из собора Сан-Марка - Ной выпускает голубя над водами. Поводом для его появления послужил не сам Ной, а его сыновья Сим, Хам и Яфет, ставшими “героями на особый лад”. Отступив со стр. 78, в качестве реванша составители вводят очерк “Как Христос хлеб собирал”. Для него придумывают определение: “Легенда - рассказы религиозного содержания” (78). Хотя для отечественной филологической традиции привычен вымысел, увязанный с определенной местностью. Отныне и в дальнейшем в энциклопедии торжествуют заголовки из грамматик для церковно-приходских школ: “По Божьей воле” и др. (83). А заключительной фразой раздела “Устное народное творчество” следует принять следующее место: “Библейский сюжет наслоился на языческие верования...” (84). Здесь завязывается конфликт и вскрывается драматургическая коллизия, характерная для последующих разделов.

  Отсутствие критического подхода к библейскому взгляду вызвано не религиозными чувствами авторов и составителей, но их неспособностью дать ребенку всеобъемлющий, многостронний, охватывающий все уровни знаний, взгляд на историю национальной литературы. Тенденция не в насаждении библейских цитат с научным аппаратом, а в модном увлечении. Коллекционируя ссылки на Библию, составители том пытаются попасть с струю всеобщего увлечения. Это потакание моде, игра в библеизм. Отсутствие научных ссылок на Библию подтверждает правоту моего взгляда.

  Дополнительный очерк “Литература и масонство”, украшенный масонским знаком, составляет книжный разворот на с. 266-267. В детском подсознании череп и кости способны вызвать ассоциативную связку: масоны как пираты. До следующего упоминания о масонах (288) у читателя есть возможность осмыслить их благую роль в деле просвещения Руси. А если кто и расставался с масонами по неприязненному поводу, как молодой Карамзин на соседней странице (289), то вдруг авторы теряют ясность зрения. И прежде “Аванта +” косвенным образом выражала свои пристрастия. Например, в томе “Религия” самыми большими по размеру и красочными были иллюстрации к истории мормонства. После картины благословения Д.Смита тремя апостолами или рассмтаривания фотографии собора из города Солт-Лейк-Сити возникало желания приобщиться к Церкви мормонов. При самом беглом просмотре томов “Аванты +” возникает подозрение, что их составители не очень любят... Нет, не Россию. А русского Бога. Подозрения и настроения не красят книжную рецензию. А есть ли конкретные факты? Доказательства?

  Трудно не расслышать закадрового голоса, что звучит с книжного разворота о “поэзии мысли” и “бранном духе” Петра Вяземского. (биографический очерк представлен на с. 431-439). Справа столбец со проклятьями “опоганенной России” и стихотворной сатирой “Русский бог”, который: “К умным беспощадно строг” и т.д.. (436) А рядом симметричным отражением представлен сентиментальный рассказ о посещении Израиля. Паломничество в Палестину вызывает к жизни “необычные для него” описания “чудной позолоты” яркого дня и “безоблачно синего” Израиля, на который “с заветом Здесь сошла Божья сень...” и т.д. (437). Увы, пребывание на якобы Святой земле не уберегли Вяземского от богоборческих стихов, что искренне огорчает автора очерка. “Нервное расстройство”, осложнялось бессоницей, вызванной неверием в бессмертие души (438). Отсюда и стихотворная строчка, услужливо припасенная юному читателю: “От смерти только смерти жду.” (439). Один ли Вяземский был несчастен? Смотрите вышесказанное о запутавшемся Гоголе.

  Что утрата традиционного патриотического взгляда для историографии русской литературы! Захват русофобской позиции еще шире. Болезненность процесса утраты этнической самобытности подчеркиваются обвинениями в невежестве (“Александрия” принята за исторический источник - 137), во лжи и намеренных приписках (142) и в сознательной путанице русских книжников, отмечаемой в работе с переводными и переписываемыми материалами (139). Спору нет, процесс утраты этнической самобытности бурно проходил все годы насильственной христианизации восточных славян и сегодня далеко не завершен для России, заполоненной продавцами Библий. Проблема в заниженности критериев, предъявляемых к исследователям. Авторам не удалось хотя бы пунктирно обозначить феномен возникновения зачатков русской литературы из бездумного переложения иноязычных текстов и бессчетного переложения библейских откровений. Здесь библейская тема неожиданно быстро достигает своей кульминации. Ничем не обоснованные монументальные десять страниц очерка “Церковное красноречие” умиляют прямолинейностью тезиса: “пальму первенства у богоизбранного народа - евреев... перехватывает новый народ - русский” (181). Впечатляет аллегорическая картина этносов, суетливо выхватывающих друг у друга пальмовую ветвь с позолоченным стеблем. В продолжение темы уместно было бы полностью привести слова “ложного” доноса по которому осудили в 1055 году Луку Жидяту - современника митрополита Илариона. И поместить донос вместо отрывка со словами: “... рабы, повинуйтесь сначала Богу, потом господам своим... чтите и слуг церковных.” (182). Эти слова кто-то находит актуальным для сегодняшней России? На подобных отрывках надо воспитывать русских детей?

  Поэма Жуковского “Странствующий Жид” мало интересна для юного читателя, но она упоминается как творческий подвиг ослепшего поэта (423). Если Жуковский гордился своей убогой поэмой, то к физическому ослеплению добавилась утрата духовного зрения. Чему удивляться если, по компетентному мнению редакции, “халдейским болотом” называли “арзамасцы” “Беседу любителей русского слова” (360-361)? Мы становимся свидетелями угасания библейской темы. И мы отстраненно продолжаем наблюдать за тем, как юного читателя склоняют к ложному выводу, будто в письменном слове русские литераторы больше рассказывали о некоем древнем народе и его конфликте с Яхве, а не о России и ее народе.

  Местами тенденциозность из текста переходит в сноски. Непонятно зачем в литературной энциклопедии помещена английская карта 13-го века (190). На ней Иерусалим представлен центром мира. Так ли обязателен был комментарий к строке Вяземского из Палестины - “между Богом и народом Израиля...” (437)? Список можно продолжить. Страницы не хватит на перечисление русских трясин “халдейского болота”. Цветная обложка “Царя Иудейского“ (407), сноска “Ваал” (409), “Сионские твердыни” (412) и т. д..

  Да это не литературная энциклопедия, а подобие иллюстративного и справочного приложения к журналу иеговистов “Сторожевая башня” с его обязательным призывом “Посетите эту страну и ее овец!”! Исключительно в иеговистском контексте прочитывается тютчевское стихотворение “Не остывшая от зною...” (506). Хотя и не понятно, почему в предлагаемом поэтическом образе исследователь и составитель не увидели “грозных зениц” Ильи-пророка, “дающим о себе знать во время грозы” (с.84)? Или ранее упомянутого “древнерусского языческого бога грома и молнии Перуна” (139)? Ответ известен. Потому, что в прочитанном издании старый добрый патриотизм заменили культом библейских образов и цитат. Делается это впервые - очерки сделаны топором. Новая идеология вбрасывается, но не развиваются. Коллизии задавлены тенденцией. Нюансы не учитываются. Контрапункты заглушены.

  С первых серьезных страниц издания образуется разрыв между насаждаемым церковным смирением и энергией противостояния, характерной для русского этнического характера. Именно она объединяет в единое смысловое поле протопопа Аввакума, безымянного автора “Повести о Горе-Злочастии”, каторжника Достоевского и Льва Толстого, подвергшегося отлучению от православной церкви (с.643). Эти две красные нити не увязываются в единый смысловой и цветовой узел. Текстовой материал конфликтует с иллюстративным рядом. Так противоречат друг другу раскрытые страницы Евангелие, принадлежавшего Достоевскому (620) и обвинения К.К.Леонтьева в религиозном своенравии автора “Хозяйки”. Но нет ни слова упоминания об утраченной рукописи “Атеизма” или о возвращении позднего Достоевского к идеям и личности Белинского. После очерка о Достоевском начинаешь понимать, почему в этом томе тщетными будут поиски выражений вроде “русская цивилизация”.

Время исправлять стиль

  И напоследок. По материалам всего тома с удручающей равномерностью разлился океан слов-паразитов. Невозможно отследить все слова паразиты. Например, три “даже” на стр. 69. “Однако” - с 5 по 658. К концу книги отмечается всплеск ничем не обоснованных “однаков”, зачастую удвоенных на странице. Причем в список не входят слова-паразиты из цитат. Например, два “однако” из книги С.Белова о Достоевском (614). Выборочно: 16, 19, 20, 23, 24 и 24, 25, 26, 29 и 29, 39, 41, 45, 46, 48, 50, 72, 73, 77, 81, 118, 139, 154 и 154, 155, 157, 159, 179, 181, 183, 187, 188, 200, 202, 205, 215, 216 и 216, 247, 248, 264, 265, 266, 274, 279 и 279, 280, 282 и 282, 283, 285, 318, 334, 354, 362, 382, 383 и 383, 392 и 392, 394, 397, 398, 399, 401, 402, 433, 435, 437, 455, 466, 483, 487, 492, 498, 500, 502, 507, 511, 516 и 516, 518, 520, 524, 526, 528 и 528, 532, 538, 546, 547 и 547, 548, 549, 588, 598, 603, 607, 610, 614, 615, 617, 618 и 618, 622, 652 и 652, 656, 657. Не менее ста слов. А зачем “ужи” на стр. 17, 20, 23 и 23, 26, 27, 38, 55, 66, 74, 82, 118, 136, 142, 155,159, 163, 168, 186, 214, 215, 219, 224, 246, 250 и 250, 253, 254, 266, 267, 269, 276, 278, 279 - три раза, 280, 282, 285, 293, 303, 312, 313 - три раза, 314, 318 и 318, 323, 328, 347, 357, 358, 359, 382, 384, 392, 395, 397, 399, 402, 431 и 431, 432, 434, 435, 440, 441, 444, 445, 446, 453 и 453, 454, 455, 456, 466, 471, 472, 479, 483, 493, 501 и 501, 507 - три раза, 508, 509, 511 и 511, 512, 513, 514, 516, 526, 528, 530, 531, 547 и 547, 588, 589, 590, 599, 604, 605, 606 и 606, 612, 613, 622, 656, 659, 671 и 672? Около шестидесяти слов! До чего обидно встретить троекратное использование “уже” (четвертый паразит в цитате из биографа Г.Чагина!), утяжеленное “однаком” в первой тютчевской главке (507)! В подобных изданиях слова-паразиты прививают юному читателю дурной вкус. Само их обилие заставляет читателя принять текстового паразита-прилипалу за некую данность языка! Без “однаков” русской речи не бывает?

Заключение

Какой можно сделать вывод? Пусть рассердятся на меня школьные и сельские библиотекари из российской глубинки, но только их сердца порадует аляповатое издание в цветной суперобложке, неудачно маскирующееся под “энциклопедию”. Под прохудившейся крышей давно не ремонтированного здания украсит верхнюю полку любого пыльного стенда этот красочный и дорогостоящий цитатник, скрещенный со школьной хрестоматией. По странице в день можно перелистывать на ежегодной книжной выставке и это будет примером рационального использования данного тома. Библиотекарское сердце эта книжка согреет. А читательское? Страшно подумать о том поколении, которое вырастет на подобных изданиях.

О новом национальном идеале

Афоризм для повторения:

"Несколько пугает тот факт, что понятие "ошибка"
не попало ни в одну из заповедей ни одной из религий мира".
Анатолий Юркин, Лорибука

"Гений - это тот единственный, кто прав в своих ошибках.
Из этого не следует делать вывод, что ошибки гения нужно повторять
или можно повторять безнаказанно".
Анатолий Юркин, Лорибука

Вступление

1.   Формирование национального идеала для этноса, не превратившегося в нацию, не может реализоваться в сборе милостыни по принципу “с мира по нитке” или под популистским лозунгом “все как у людей”. Главная мысль исследования состоит в том, что нужен холодный расчет при реализации сложной интеллектуально-информационной технологии, отвечающей за воспроизводство героической доминанты в сознании наших соотечественников. Первая глава посвящена рассказу о социальном архетипе нигилиста как антипода этнического характера. Во второй главе открывается структурообразующий элемент системы под названием “русский народный идеал”. Как итог - удается определить местонахождение идеала в утробе материнской цивилизации.

Конфликт этнического характера с социальным архетипом

2.   Люди, объединенные языком, территорией и общей историей называются понятием “этнос”. Государства создаются огнем жертвенного подвига этнического характера. Но в дальнейшем герои-подвижники уступают место действующим лицам с новым социо-культурным обликом. После возникновения империи проступают иные проблемы. Потребность в универсальных ценностях появляется при создании империи, при заглатывании в поле общих интересов соседних этносов, на которые не распространяется обаяние этнического характера. В данном исследовании понятие “архетип” используется в качестве определения неделимой смысловой единицы цивилизации. Социальные архетипы - это подмастерья этноса в деле создания государства, совершенствования языка, защиты территории и написания истории. Имперский этнос всегда испытывает острейший голод по государственным архетипам. Более эффективным, чем племенные архетипы вождя, шамана и т.д.. К сожалению, этнический характер морально устаревает в процессе создания имперской цитадели.

3.   Государства создаются этносами и держатся на стержне этнического характера. Империи созидаются и... разрушаются социальными архетипами. Тогда какова функция национального идеала? На первый взгляд, он призван заменить подзабытый этнический характер. Полного ответа мы не получим, пока не разберемся в сути затяжного конфликта. Его наиболее зримое выражение мы имеем в непрекращающихся попытках опорочить догматы имперской идеи. Государства создаются и защищаются буйными людьми. Нация - это гражданское общество. В гражданском обществе буйных граждан держат за решеткой. Закономерно появление наций на развалинах империй. Утрата имперских границ по принципу домино приводит к ослаблению инстинкта государственности у подавляющего большинства соседних этносов. Отмена государственных границ вызывается близким соседством многомиллионных наций на постимперском пространстве. История учит, что распад одной империи приводит к рождению многодетного семейства наций. Немногие из них оказываются жизнеспособными. А почему?

4.   Нация - это люди, объединенные великой литературой, религией и общей целью. Грубо говоря, нация есть дегероизированный этнос. Поэтому любопытно проследить метаморфозы этнического характера в постимперскую эру. История нам демонстрирует массу примеров распыления имперского этноса. Благополучно пережить имперского левиафана удалось современным нациям с рыночным менталитетом. Бывшие империи становятся центрами мировой торговли и туризма. Иногда в дряхлом этносе сохраняется религиозный накал имперского периода. Если после Имперского Рима остался институт папства, что останется после гибели русского этноса? Смутные воспоминания о загадочной русской душе или что-то посущественнее? Вопрос представляется крайне важным, поэтому конфликт юродивого с социальным архетипом нигилиста следует рассматривать в качестве исходного пункта для размышлений над природой народного идеала. Ситуация в России осложняется одновременностью нескольких процессов - распад России грозит гибелью имперскому этносу в силу неприспособленности русского менталитета к рыночным отношениям.

5.   На протяжении последних веков русский народ обращал на себя внимание завистливых соседей как добросовестный строитель империи. Удивляет строгая ориентация русского этноса на имперское целеполагание. Социальные архетипы "ратника", "летописца" или "монаха-основателя" древнерусского общества легко преобразовались в государственные архетипы. Иная участь ожидала русский этнический идеал. По объективным историческим причинам в имперский период юродивый и раскольник породили социальный архетип "нигилиста". Они способствовали бурному развитию опасного сорняка. Судьба Чаадаева - это первый случай, когда нигилист с вызовом вступал в разрушительный конфликт с империей. В тургеневском образе студента Базарова представлен литературный персонаж, в котором ощущался избыток космической энергии разрушения. В эпилоге "Преступления и наказания" юродивая Соня Мармеладова одерживала победу над университетским студентом Раскольниковым. В жизни сюжет не повторился. Хищной тенью социальный архетип "антигосударственника" закрыл народный идеал. Поэтому оправдан наш особый интерес к социальному архетипу "нигилиста". Во-первых, он вырастает из вариантов этнического характера. У нигилиста много общего с юродивым, раскольником и страдальцем за правду. Во-вторых, в России нигилист оказался долгожителем! Чудовищно, но кумиром современной русской молодежи стал нигилист с фаллической электрогитарой в руках. В-третьих, следует подумать о социо-культурных технологиях, которые помогли бы отсечь щупальца нигилизма, что тянутся к холсту, заготовленному под портрет национального идеала. Социальному архетипу, одолевшему в поединке Империю, вполне по силам сократить время пребывания русского этноса на финальном отрезке исторического развития. Не разобравшись в противоборстве народного идеала с драконоподобным архетипом, мы не сможем оградить национальный идеал от болотных паров всепроникающего нигилизма.

6.   Этнический характер сформирован многовековым существованием народа. Он вне моды. Государственный архетип всегда отвечает сегодняшним прихотям бюрократической верхушки, а социальный архетип деформируется в угоду общественному мнению. Архетипы зависят от него. На этой разнице можно сыграть при выработке героического идеала. Объяснимся. Национальный характер не обязательно вбирает в себя лучшие качества этнического характера. Процесс проходит с поправкой на отстоявшиеся социальные архетипы. Сложнее обстоит дело с национальным идеалом. В России чем дальше развести идеал с архетипом нигилиста, тем большей творческой энергией он будет наделен. Практически ни один социальный архетип русского общества не ориентирован на будущее и на утопию. Архетипы заражены прагматизмом. Они вне героики. Поэтому русский национальный идеал следует изначально сориентировать на будущее, приближаемое через подвиг. От идеала надо потребовать чистоты классической утопии. Пока государство и электронные СМИ не вмешиваются в процесс, следует обозначить главное различие между русским идеалом и нигилизмом по системе координат “будущее-прошлое” и “созидание-разрушение”.

7.   Альтернативы для диктатуры социального архетипа в России не было, начиная с 1840-х годов. Современные политологи, журналисты и авторы школьных учебников возводят напраслину: мол, нет и до сих пор. До гибели империи продолжался период увлечения русской печатью социальным архетипом "разночинца (нигилиста)". Смена нигилиста на государственный архетип номенклатурного лжесозидателя не решила ни одной духовной проблемы русского народа. На смену социальному архетипу "нигилист" приходит едва ли не больший разрушитель. Спорным вопросом остается положение, что опаснее для духовного здоровья русского этноса - бездуховность нигилиста или цинизм денежного мешка? С каким количеством голов придет на смену экономисту еще более черный дракон-разрушитель? Сегодня мы стали свидетелями того, как социальный архетип "экономиста" (персонифицировавшийся в духовных монстрах и властителях телеэкрана Г.Явлинском и Е.Гайдаре) агрессивно занимает игровое пространство, отведенное под самовыражение идеала. Который, как подсказывают нам Пушкин и Достоевский, изначально равнодушен к деньгам, карьере и обывательскому мировоззрению.

Конфликтный потенциал русского национального идеала

8.   До сих пор засилье социальных и государственных архетипов настолько всевластно, что не было и речи о потребности этноса в строгой концепции национального идеала. В этой ненормальной ситуации проявление недостатков этнического характера в политическом лидере расценивается аналитиками поводом для обсуждения. Ситуация преобладания бюрократического архетипа над национальным характером - это болезнь любой империи. Народ сопротивлялся. Например, в мифологизации личности В.Высоцкого содержался протест против повсеместного засилья бюрократического архетипа. После распада СССР пришло время подумать о коренном оздоровлении русской цивилизации. В период распада государственных форм (и особенно, - перед угрозой близкой для России утраты государственности) для надорвавшегося этноса смертельно всевластие бюрократического архетипа. Или, в качестве ложного выбора, архетипа антигосударственника.

9.   Сегодня русских лишили права называться "имперским этносом". А может быть русские, удачно воспользовались стечением обстоятельств, чтобы сбросить с плеч столь тяжелое бремя? Что из себя представляют русские люди в постимперскую эпоху? В качестве какого исторического субъекта русские сохранились на карте мировой истории? Первый парадокс. Вопрос о неправомочности русского этноса называться "нацией" возникает в момент расцвета империи Романовых. В эпоху расцвета и заката династии Романовых русский роман настолько беспощаден, что, оторвавшись от книжных страниц, впору говорить об особенной судьбе “народа-самоубийцы”. Появление и победа в русской литературе социального архетипа, равнодушного к геополитическим перспективам империи, к поэзии и драме, подсказывала мысль о нежелании непоседливого этноса, способного одним крылом накрыть евразийские пространства, превращаться в нацию, призванную, как минимум, обустроить завоеванные и заседенные территории. Запахом исторического забвения впервые потянуло не от дешевой (одной на двоих!) рубашки, составлявшей собственность Базарова и Раскольникова, но от голландского белья двухглавого монстра по имени "Онегин-Пушкин". Культ агрессивного атеиста и личности, крайне удаленной от мессианской идеологии родного народа, предсказывал имперскому этносу колониальную судьбу. Участь племени, заспавшегося на крышке бабушкиного сундука, скрывающей уникальные природные богаства в недрах Империи. Был ли извлечен урок из великих литературных пророчеств? Нет. Этнос, не взявший за привычку руководствоваться в бытовых поступках советами из романа "Бесы", не достоин был получить в ХХ веке внятно развернутую и цельную Русскую Библию. Собственно, единственно эффективный инструмент быстрого формирования русской нации и последующего сохранения русской цивилизации. Поэтому вдвойне неуместно сегодня вести заупокойные разговоры про какое-то там "возрождение" для этого ущербного азиатского племени, так и не ставшего нацией, не осуществившего религиозную Реформацию и закономерно даже близко не подступившего к инструменту сохранения самобытной русской цивилизации.

10.   Вчера мы были империей. Имперская идеология всегда держится на строгих догматах. По водам евразийского континента плавали три могучих кита, на спинах которых держалась Ойкумена русской имперской идеологии. Геополитические интересы государства, избыточность духовности (традиционно проявляемая в религии и в литературе) и мессианские настроения этнической элиты. Имперская идеология похожа на тигель, в котором от сгорания этнического характера выплавляется нация. Прибегая к научной лексике, следует сказать: имперская идеология в России - это структурообразующий элемент всех поздних государственных архетипов. Увы, иногда нации появляются в обществе, зараженном вирусом антигосударственности. Поэтому русские не имеют плавильной формы для изготовления национального идеала.

11.   Нация - это коллектив обывателей. Обыватель не мучается от бессонницы в жажде обладания духовной целью. Сегодня любопытствующий обыватель сворачивает в трубочку “Российскую газету” и тщетно в нее выглядывает русскую идею. Никак не может найти оазис национального идеала. Перед изумленным обывательским взором русская идея обещает предстать мыслью, в пределах которой должна быть заявлена духовная цель русского этноса. Но мало кто догадывается, что ее нельзя выразить без характеристики нравственного идеала. Национальный идеал Запада представлен Голливудом - это улыбающийся потребитель. Современные нации охвачены соревновательным азартом в потреблении и торговле. Вопрос в другом, а русские - это нация? Обязательно ли русскому этносу превращаться в нацию? Хватает ли у русского Ваньки жировой прослойки для вхождения в привилегированный клуб мировых наций? Скорее всего правы политологи, предупреждающие о реальности угрозы гибели русского этноса, которому суждено умереть, не перевоплотившись в нацию. На пороге XXI-ого века не поступаю ли я слишком жестоко по отношению к уставшим соотечественникам, требуя от них сходства с неведомым национальным идеалом?

12.   Нация - это устойчивая общность людей, складывающаяся при наличии единства языка, литературы, религии и общей цели.

13.   Процесс становления нации ускоряется через конфликт идеала нации с этническим характером. Примеры?

14.   Булгаковский Иешуа - носитель социального архетипа "странствующий проповедник" с ярко выраженными чертами вечного и непримиримого оппонента талмудистов и ростовщиков. А последние есть две половинки собирательного образа этнического характера, на страницах христианской литературы представленного многолюдной толпой. В финальных главах распятый персонаж признается читателем в качестве национального идеала. Читателем, но не толпой (этносом). Три духовные субстанции порождены одним этносом. решающее влияние на историю человечества продолжают оказывать три субстанции, очерченные пером М.Булгакова.

15.   Если в категорию народного идеала “спаситель человечества” перешел из младенческих яслей социального архетипа, тогда в чем отличие именно этого архетипа от прочих? Обязанность социального архетипа "странствующего проповедника" заключается в передаче этносу идеи целеполагания. Масса любопытных изменений в структуре этноса происходит в момент появления человека (или группы людей) с мессианской идеей. Но всегда ли архетип "странствующего проповедника" приближается к категории идеала при добавлении мессианских дрожжей? Не проявляется ли здесь действие неизвестного закона? Закономерность, в силу которой этнос получает шанс дооформиться в нацию без выстаивания очереди к окошечку кассира по имени История?

Андроновец как эхо русского национального идеала

16.   Злая насмешка судьбы заключается в том, что русский этнос, наделенный столь рельефной мускулатурой имперской воли, был отвлечен от теории и практики построения самобытной религии. То есть, духовной империи. Русский этнос, откопавший бриллиант мессианства в мусоре государственной идеологии разлагающейся Византии, оправил драгоценную находку в корону на подростковую голову. Но подросток вырос, пропало чувство новизны и корона стала доставлять неприятности. Этнос стоически терпит игрушечную корону, в кровь режущую сократовский лоб народа-богоносца. Почему бы не вынуть бриллиант и не подогнать корону под больший размер? Меня пугает синдром подростка, капризно не желающего расставаться с младенческими игрушками. В худшем случае это приведет к установлению в России теократического режима номенклатуры православной церкви.

17.   Заимствовав чужую религию, напичканную идеологическими минами замедленного действия, этнос потерял всякий интерес к социальному архетипу "странствующего проповедника". Тем самым, наши предки отняли у самих себя возможность творческого диалога с работниками, способными создать самобытную религию. Прибегая к грубому сравнению скажу так: раскольники жаждали взять подряд на строительство самобытной религии. Вся история русского раскольничества выказывает наличие нерастраченных духовных сил в народе. Империя распалась. Государство ослабло до предела. А раскольническое движение войдет в XXI век с неугасимым стремлением иметь своего Бога. Обидно, что душевный порыв раскольников навсегда останется невостребованным русской цивилизацией. Заимствование религии было ошибкой молодого этноса. Ее отсутствие у ослабевшего этноса, потерявшего имперскую доминанту, равнозначно осознанному самоубийству.

18.   Воля этноса была сосредоточена на задачах государственного строительства. Идеал - образ совершенного человека. Идеалом (самим фактом его наличия) поверяются права народов на будущее. Народов, но не империй. В идеальной личности выражена высшая конечная цель стремлений представителей народной стихии. Чем заняться русскому национальному идеалу в дни, предшествующие потере Россией государственности? Идеал призван остановить процесс распада? Кому это по силам? Воля русской нации будет устремлена на созидание самобытной религии.

19.   Созидатель с мессианскими настроениями - таков предмет будущих исследований, посвященных русскому национальному идеалу. Ирония судьбы заключается в том, что русскому этносу угрожает ситуация, когда, при наличии национального идеала, великий этнос так и не найдет в себе духовных сил на процесс оформления в великую нацию. Плохо это или хорошо?

20.   Если Мессия - человек конечной цели, то Библия как род религиозной литературы всегда будет отражать конфликт нового социального архетипа с традиционным этническим характером. Человек, выдвинувший общую конечную цель для народа и человечества, - нет ли такой личности у русского этноса?

Интеллектуальная свобода
как структурообразующий элемент
героического идеала андроновского народа

21.   Беспринципность и бездуховность современного обывателя провоцируют беспрерывность идеологических войн конца второго тысячелетия. Возможно, последней войной станет противоборство адептов интеллектуальной свободы с некой глобальной антисистемой духовного порабощения. Признавая за обывателем его право продажи души Черному дракону, я рассматриваю более оптимистический сценарий. Меня больше занимает вектор развития в светлое будущее, интересует творческая природа интеллектуальной свободы. Ее взаимосвязь с духовным потенциалом идеала. Но сперва рассмотрим связь свободы интеллекта с разрушительной деятельностью социального архетипа нигилиста.

22.   Вольтер и Ницше - это примеры тупика, в котором оказывается творческая личность, исповедующая культ интеллектуальной свободы без духовного предназначения. Это предтечи нигилизма. Кровавую бойню Французской Революции 1791-93 годов спровоцировала вольтеровская ирония этническим характером французов. А интеллектуальное сумасшествие Ницше, частично выразившееся в апологизации атеизма, вызвало повальную эпидемию самоубийств среди молодежи Европы и России конца XIX-начала ХХ века. Русский нигилизм 1840-х годов, проторил тропинку для появления философов-самоубийц. Ницше - это классический пример разрушительных нарушений в механизме осуществления интеллектуальной деятельности. Любопытно, что Ницше был усидчивым учеником петрашевца Достоевского. Но ницшеанцы и декаденты навсегда остались в лагере оппонентов пророка Достоевского! Как социальный феномен пророчество явление намного объемнее простого прогнозирования, которым так любят баловаться современные вестернизированные интеллектуалы.

23.   В традициях русской цивилизации я бы определил интеллектуальную свободу не как своемыслие (нигилизм), но благомыслие. Забавным представляется следующий парадокс: все последователи и приверженцы интеллектуальной свободы есть... единомышленники! Интеллектуальная свобода - это творческий метод единомыслия. В русских книгах этот феномен называется "соборностью".

24.  Без пророческой доминанты интеллектуальная свобода превращается в игру ради игры. И наоборот, без раскрепощенности интеллекта невозможно “разоблачать будущее” (по В.Далю). В образе пророка (Иезекииль, Достоевский и др.) я распознаю героя, спасающего народ от тления. Россия и Достоевский - это коварный вопрос. Достоевский и Россия - это честный ответ. Пророчество есть призвание интеллектуально свободной личности. А интеллектуальную свободу следует признать структурообразующим элементом системы под названием “народный идеал”. Так ли это? Рассмотрим представленные доказательства.

25.   Во-первых, без интеллектуальной свободы невозможно сформировать концепцию идеала. Потребность в ней особенно остро осознается представителями этноса, испытывающего трудности в процессе перерастания в нацию. Это русский вариант. Идеалы создаются в начале пути, а не на конечной станции. Империя распалась. Этнос умирает. В силу объективных причин замедлилось формирование нации. Идеал не падает из будущего подобно холодной снежинке. Он всегда выхвачен из будущего. Ситуацию может изменить человек, смело выходящий на диалог с будущим. Кто наделен даром жить в будущем? Пророк. Участие пророка в становлении национального идеала - это естественный поступок для личности, опережающей время. Пламя национального идеала для охладевшего этноса с небес достают прометеи с призванием пророка.

26.   Во-вторых, национальный идеал всегда формируется в пределах постимперского сознания. Интеллектуальная свобода помогает нации отстаивать практичность общей цели вопреки предсказаниям о конце истории. Этнос или нация превращаются в толпу при возобладании истерических настроений.

27.   Здесь следует вспомнить, что появление пророков выявляет массовость апокалипсических настроений в обществе. Время пророков всегда приходилось на эпоху крушения глобальных идеологий, которая есть слишком тяжелое испытание для представителей одного поколения. Для людей, не знакомых с интеллектуальной свободой, крушение империи и гибель соседних этносов воспринимается не иначе как конец света. Народный идеал обязан беспрерывно обращаться к творческому потенциалу интеллектуальной свободы с одной священной целью - обеспечить сохранность общей цели для устойчивой общности людей, которую я называю “нацией”. Пророк и обыватель - это тезис и антитезис. Пророк разоблачает будущее, стремясь воспламенить в сердце обывателя огонь жертвоприношения. Это благородная миссия осуществляется в преддверии последнего сражения Света и Мрака.

28.   В-третьих, при отсутствии самобытной религии у этноса, имеющего желание остаться на исторической арене, происходит совпадение понятий “народный идеал” и “создатель религии”. Интеллектуальная свобода носителя русского национального идеала помогает создать самобытную религию. Без нее невозможно превращение в нацию (или молодой имперский этнос). Кто создает новую религию? Будда, Христос, Мухаммед, Лютер и Достоевский - примеры исторических личностей, которые воспользовались всей палитрой интеллектуальной свободы. Если великие этносы мечом покоряют соседей по имперскому пространству, то великие нации господствуют над интеллектом слабых народностей через внедрение религиозных учений, которые есть просто интеллектуально-информационные технологии. Воистину “Запад - фабрика убийственных грез”.

Будущее русского мира только за андроновцами!

29.   Любопытно, что представить некую творческую личность, наделенную абсолютной интеллектуальной свободой совсем нетрудно (так!). Личность, созидающая новую идеологию, новую религию, новую мораль, собственно, в одиночку созидающая новую цивилизацию, и есть воплощение подобного интеллектуального идеала. Мировая история подсказывает нам десятки имен, среди которых не затеряется имя Аристотеля. Из длинного списка ХХ века классическим примером можно упомянуть великого западного фантазера Толкиена. История России не прячет от взгляда дилетанта схожих силуэтов. К созданию самобытной религии были близки многие русские гении. От раскольника протопопа Аввакума до императора Петр I и Достоевского.

30.   Алкание интеллектуальной свободы есть душевный подвиг личности и здоровая потребность народа. Нам всем предстоит жить в информационном обществе, когда на долю одиночек выпадет обязанность защищать народ и спасать цивилизацию не железным мечем, но лезвием интеллектуальной свободы. Тайна интеллектуальной свободы - это тайна всей истории человечества. Интеллектуальная свобода - это оздоровление отработанных идей и замена концепций, дошедших в своем логическом развитии до саморазрушения. Это мессианство в самом традиционном ветхозаветном его восприятии.

31.   Проповедник продает талант за деньги. А пророк находится вне пределов рыночных отношений. Его невозможно купить. Завладев Достоевским-редактором, князь Мещерский (издатель газеты "Гражданин") не контролировал писательскую деятельность автора пророческого романа "Подросток". Писатель продал профессиональные навыки, умение обращаться с газетным монстром, но не природное право на интеллектуальный труд. Право на творчество. Ибо интеллектуальная свобода есть творчество. В современный период истории устная речь пророка окончательно сменилась литературным даром. Писательство - позднейшая форма пророчества, а Достоевский был пророком гибели Российской империи. Самые талантливые произведения русского слова принадлежат тем литераторам, в сознании которых изначально доминировал элемент пророчества (Достоевский и др.).

32.   Интеллектуальная свобода никогда не станет товаром. Действительно, любые интеллектуальные продукты можно превратить в предмет купли - продажи, но не интеллектуальную свободу. Свобода интеллекта отдаленно не похожа на "соединенные товары" (joint goods). Скорее она - секретный навык. Можно открыть для себя факт существования интеллектуальной свободы, можно ей научиться, но не более. Игровое поле, на котором выявляется потребность в интеллектуальной свободе, сужается как от конкуренции интеллектов, так и при отсутствии творческого начала у толпы, у конкретного ее представителя. В век господства информационных технологий и информационного терроризма она станет желанным предметом обладания для обывателя с толстым кошельком. Сумеет ли обыватель осуществить тайные желания? Нет, ибо предмет его желаний требует духовного пересозидания. На последнее обыватель не способен. Сорняки интеллектуального мусора имеют общий корень потребительского отношения к идеологическим технологиям.

33.   Да, XXI век обещает стать веком интеллектуальной свободы. Станет ли он временем русских пророков?

34.   Пророчество - это вопросы, обращенные к Богу. Это вопросы о будущем и обращенные в будущее. Пророчество обнажает ответственность личности за будущее нации и человечества. Пророчество есть наиболее показательная и выразительная форма проявления интеллектуальной свободы. Пророк - творческая личность, погруженная в стихию интеллектуальной свободы. Его фигура есть всегда силуэт будущего.

35.   Для важно было найти интеллектуала с мессианской идеей. Личность, осознавшую ответственность за сохранность этноса, отвечающую за будущее материнской цивилизации. Не банкирам или политикам, но только истинным пророкам по силам задача формирования национального идеала (или идеала молодого этноса). Пророк - это указание духовной цели для отдельной нации или человечества в целом. Пророк не будет национальным идеалом для этноса, изначально имевшего самобытную религию и рыночный менталитет, и потому легко превратившегося в нацию. Русские - иное дело. Не происходит ли сшибки между ограниченными интеллектуальными возможностями нации (коллективного бессознательного) и образом идеала и утопии у пророка - одиночки? Нет, ибо дар интеллектуальной свободы - это всегда дар примирения противоречивых идей и несхожих образов.

36.   Дар абсолютной интеллектуальной свободы - любопытная характеристика духовного облика русского народа. Идеал и его вопросы - главная интеллектуальная собственность нации. Идеал - это всегда новая картина мира. Идеал - это художественный образ, для создания которого требуется максимум интеллектуальной свободы нации. Образ идеала нации - это высшая форма проявления интеллектуальной свободы. Идеал этноса всегда ставит на ребро проблему богоизбранности. На какой вопрос мы получаем последние ответы в образе национального идеала? Это вопрос об андроновском этносе (народе, нации и общности) как единственно возможном и окончательном воплощении русской национальной идеи. Собственно, одно понятие "андроновец" и есть синоним никем не найденной русской идеи.

37.   Русская цивилизация дряхлеет. Человечество должно испытывать по этому тревогу сходную с сердечной болью русского патриота. Будущее России - это вопрос, который волнует всех честных людей. Волей судьбы мы обречены стать нацией, хотя бы в силу проживания на постимперском пространстве. Но мы этому противимся с энергией самоубийцы. Уникальность русского случая состоит в том, что мы погибаем не в результате распада империи, а вследствие нашего естественного отрицания дегероизированного общества. Смерть наступит от физической невозможности перевоплотиться в нацию. В параксизме духовного дискомфорта мы сопьемся, захлебнемся в разврате или перестреляем друг друга. Есть ли выход из исторического тупика? Если есть, то как называется? Имя ему - русская идея.

38.   Социальный, художественный и духовный идеал свободного народа представлен в личности создателя новой идеологии (религии). Новая религия нового этноса - это пример смелости в проявлении интеллектуальной свободы. Это направление в деятельности русского творца, живущего на исходе ХХ века. Все вышесказанное подводит нас к простому пророчеству: русский этнос обречен на гибель, если самобытная религия не получит признания в качестве государственной идеологии. Есть два возможных сценария спасения. Русский этнос превращается в нацию. Тогда неизбежная гибель отдаляется на неопределенное время. Почему “неизбежная”? По одной причине - нации не создают империй, а русские - сугубо имперский этнос! Во втором случае русский этнос, превращаясь в новый (молодой) народ, открывает эликсир бессмертия. Второй сценарий и есть реализация русской идеи, потерянной демократами из “Российской газеты”.

39.   Интеллектуальная свобода - это духовная мудрость личности и народа. Не ошибемся, если начнем искать определение высшего проявления интеллектуальной свободы в окрестностях понятия "тайна предназначения человечества". Загадка русской идеи имеет простое объяснение: материнский - русский - постимперский этнос есть предтеча новой цивилизации.Обыденными качествами молодого народа унаследуются лучшие черты представителей русского этноса. В этом тайное знание Достоевского, впервые открыто заявленное в речи на открытии памятника Пушкина.

40.   Отсутствие мессианства как элемента национальной идеологии превращает некогда великий этнос в ущербный субъект мировой истории. Отсутствие мессианского идеала у нации свидетельствует об ее малой интеллектуальной свободе. Ибо мессионизм - это миссия интеллектуально свободной нации. В информационном обществе на быструю колонизацию обречена цивилизация, не создавшая самобытной религии. А нацию выжившую, но не допущенную к энергетическому каналу религиозной самореализации, ожидает беспросветная судьба планетарного аутсайдера. Вот почему социальный архетип “пророка” необходим русскому этносу в обоих сценариях спасения. И при создании самобытной религии для скорейшего оформления в нацию. И для перехода в состояние нового (молодого) этноса. Никому иному не осуществить ничего подобного. Нельзя вверятся случаю. Интеллигенция обязана спасти народ, соскальзывающий в историческое небытие. Поэтому для процесса изготовления новой религии ниже предлагаемая информационная технология незаменима как совокупность методов обработки, изменения состояния, свойств и формы этнического сознания.

41.   Утопия - это логическое завершение эволюции всякого творца, который, признавая приоритет духовного начала, не выпустит из рук меч интеллектуальной свободы. Идеал и утопия - это последние ответы на вопросы о будущем, на вопросы свободной личности. Идеал традиционно выражается в религии и в искусстве. В этом наш интерес к литературе и сектантскому движению. Большинство современных российских сект имеют в активе откровенные паразитарные социо-культурные технологии. Наши доморощенные секты грубо сделаны мыслеломами из отечественных и западных спецслужб. Это лжехристианские секты (Виссарион, “Белое братство” и др.), вожди которых напрочь лишены интеллектуальной свободы и художественной интуиции. Очень важно, что российские секты не имеют героического эпоса в качестве идеологии вербовки. Поэтому далее я не буду упоминать об их существование.

42.   Сегодня русский национальный идеал в полной мере воплощен в личности пророка, призывающего к созданию Империи. Прекрасным созиданием занят человек, пророчествующий больному этносу об его имперском Будущем. В июльском номере газеты “Новый Петербург” есть полновесное определение подвига для богатыря третьего тысячелетия: “Пророк - это специалист по выживанию народов в экстремальных ситуациях.” (“Новый Петербург”, N26 (281) от 10 июля 1997, с.4). Если наши теоретические построения верны, то где нам искать пророка в идеологических катакомбах современной России? Пророк вырастает из социального архетипа “странствующего проповедника”, которому не дадут реализоваться в качестве политика, футуролога или кремлевского аналитика. Его не допустят на экраны телевизоров и ему не дадут руководить политической партией. Самоназванного пророка спецслужбы обязательно отсекут от структур, в которых зарплату платят за объем аналитических записок и за составление политологических прогнозов. Но в конечном итоге фискальные службы обязательно прозевают выход школьного учителя на газетную полосу или выступление за круглым столом. Это шутка. Если быть более серьезным, то созидательная деятельность информационного технолога должна создавать зримый мост между прошлым и будущим, который должен выдержать всех соотечественников в целом и каждого из нас в отдельности. Где пророк? Где мост? Где пророк на мосту?

Кому говорить от имени русской Империи?
Опыт политического пророчества

The brief contents:
Whom to speak on behalf of Russian Empire?

43.   В западных странах сытые народы отвыкли следовать словам самобытных пророчеств. И в этом беда Запада.

44.   Обыватель согласен жить по гороскопам или по совету ясновидящих.

45.   Пророк призван общаться с народами.

46.   Пророк не отгадчик. Недопустим столь крайне примитивный взгляд на призвание созидателя новых духовных ценностей.

47.   Пророческое слово оборачивается прожитым днем для человечества и месяцем в жизни народа.

48.   Слово становится материей времени, плотью времени. Нам всем вместе предстоит пережить череду осуществившихся пророчеств. Пророк выпадает из родного этноса, выламывается из цивилизационной колеи. В противостоянии смертельным обстоятельств пророк расчитывает на народ.

49.   Ибо гласит андроновская пословица: как не бывает божества для отдельного человека, так нет и времени для избранных.

50.   Во временном потоке нет спокойной заводи в которой можно было бы переждать ужасное течение настоящего.

51.   Иногда путают понятия “цивилизация” и “культура”.

52.   В начале ХХ века разделение между Россией и “цивилизационным миром” зафиксировано в творчестве А.Чехова. Этот ошибочный взгляд не просто прижился, но для русских стал формой этнического юродства. В произведениях братьев Стругацких, представлявших злобную сатиру на основы советской цивилизации, подобный метод окончательно изжил себя. Да, неплохо бы нам наконец-то приобщиться к истинной цивилизации. Да, мы не принадлежим к цивилизационному миру, но мы сохранили верность ортодоксальному вероисповедыванию и т.д.. Когда соплеменник Стругацких Джордж Сорос заявился в Россию истинным “цивилизатором”, понятие приобрело для нас привкус крови.

53.   Цивилизацию надо понимать не как уровень развития некоей общественной формации или набор материальных благ, но как структурную форму существования самодостаточных этносов.

54.   Не ищите пророков среди политиков.

55.   На телеканале НТВ в сентябрьском новостном выпуске программы “Сегодня” диктор Т.Миткова посочувствовала русскому народу, переживающему осенний кризис 1998 года: “Дальнейший ход событий не предсказать и профессиональному пророку”.

56.   В работе “Империи в мировой истории” (1995) В.Махнач написал: “Я не пророк. Но позволю себе историческую аналогию...”

57.   В эфире “Голоса Свободы” в юбилейной передаче о повести “Москва-Петушки” 23 октября 1998 в 20.30 ведущий торжественно заявил: “Венечка Ерофеев все-таки стал пророком...”

58.   В периоды обострения цивилизационного кризиса этим понятием часто награждают олигарха Б.Березовского и почему-то популярных московских политологов. “Я не пророк и не финансист,” - признавался чиновник российского правительства И.Шабдурасулов в “Аргументах и фактах”.

59.   “Не надо быть пророком в нашем отечестве, чтобы ответить...”, - вторят чиновникам и олигархам представители четвертой власти в “Петербургском коммерческом курьере” (18,1998).

60.   В радиодиалоге с А.Гинисом в эфире “Голоса Свободы” от 10 октября 1998 главный редактор журнала “Новое литературное обозрение” Ирина Прохорова сказала: “Я не пророк” и принялась обсуждать судьбу толстых журналов в России.

61.   В ночном диалоге с Евгением Киселевым 11 октября 1998 бывший премьер-министр российского правительства Виктор Черномырдин сердито высказался: “Я не хочу предсказывать.” Своему давнему собеседнику вторит А.Коржаков, в беседе с главным редактором газеты “Завтра”, заявивший странную самохарактеристику: “Я не Кассандра”.

62.   И, наконец, певица Валерия поет: "Ты мое пророчество..." А кроме того, на западе в начале 2.000 годы выпущен альбом новой группы с тем же названием...

63.   Я не выискивал подобные примеры и шутливые цитаты.

64.   Я привел их со слуха, процитировал с газетного листа, случайно попавшегося мне за завтраками и обедами. На ходу вычитал с газетного стенда, что мокнет под дождем у автобусной остановке на Литейном, 8.

65.   У простого человека кружится голова от словесного шабаша “непророков”, поддавшихся искушению примерить на бюрократическое плечо пророческий плащ со звездными прорехами.

Как разделить пророков на истинных и ложных?

66.   Кем будет русский пророк для России? Пророчества озвучивают страх человека перед гневом Божьим. Отсюда и догматический взгляд пророков на историческую древность. В прошлом народные несчастья были ниспосланы Божественным Провидением за многочисленные нарушения моральных запретов. Страх выступает более уместным чувством при тревожной мысли о далеком будущем. Но есть человек, помогающий преодолеть страх.

67.   Это личность пророка. Пророчество - это единственно возможная и истинная форма проявления интеллектуальной свободы на религиозной почве. А свободный человек не испытывает унижения страхом. В личности пророка воплощена единственная реальная власть - власть над будущим. Пророк сам не боится, но и не запугивает будущими бедами.

68.   Он не столько предупреждает или советует, сколь требует. Имеет историческое право!

69.   По законам мироздания пророк поставлен над царями. Его дар важнее царских регалий. Личность пророка возвышается над народами. Иначе нельзя. Стадные инстинкты напрочь отсекают толпу от будущего. Выступавший в качестве повитухи при появлении будущих народов, в разноязычной Империи пророк становится религиозным эталоном бескорыстного служения государству.

70.   Сегодня в России Интернет остается единственным местом, где истинный пророк может состояться по причине избытка лжепророков. Информационный мусор Интернета “сбивает со следа”, как антигосударственные спецслужбы, так и представителей неких государстворазрушающих национальностей, в задачу которых входит исполнение команды “гасить”.

71.   Русский пророк в России - это основатель новой религии, автор эпоса и пропагандист интеллектуальной свободы. А все перечисленные идеи можно реализовать только черех инструментарий Интернета.

Жанр "фэнтэзи" мог бы стать Русской Библией

1.   Мы разобрались с антагонистом исследуемого субъекта мировой истории. В родниковой впадине интеллектуальной свободы мы обнаружили неиссякаемый источник обновления русской идеи. Но загадкой остается вопрос о механизмах познания многомиллионным русским этносом красоты постимперского идеала.

2.   Интеллектуально свободный эпический персонаж, крайне смело заявленный в жанре “фэнтэзи”, и есть законченный идеальный образ русской нации.

3.   Трудно объяснить, почему русский человек вынужден искать (и находить!) русский национальный идеал в жанре с англоязычным определением. Русское “фэнтэзи” появилось в 1990-е годы. А нет ли другого определения для жанра? Есть. Это понятие Русской Библии (значение термина было мною раскрыто в газетной публикации 1995-го года). Допустим, на исходе ХХ-го века у русского этноса появился человек, заявивший: “Русская идея проста - это бессмертие видоизменяющегося этноса.” Пророк разрешил проблему национального идеала. Чем заняться дальше? Есть одно занятие, достойное истинного пророка. Это создание текста, раскрывающего диалог народа с его небесным покровителем. Наряду с лирикой, драмой и эпосом библия есть четвертый род литературы. Этносу невозможно превратиться в нацию без самобытной религии, представленной в текстах этнической библии. Рассмотрим заявленный тезис в подробностях.

4.   Массовое увлечение жанром “фэнтэзи” - это бегство молодежи от знакомого до боли социального архетипа нигилиста, в качестве литературного персонажа присутствующего во всех остальных жанрах русской литературы.

5.   На мой взгляд, наблюдаемый расцвет жанра “фэнтэзи” связан с неутолимой жаждой по традиционализму. Хочется настоящего героя и хочется глобального поединка между Добром и Злом. Не ищите названных элементов, ни в политике парламентаризма, ни по обе стороны рыночного прилавка. Пошлость капиталистической России доводила Достоевского до эпилептических припадков. И нашим современникам пошлость денежных отношений не прибавляет вдохновения. Власовец, наемный убийца и сатанист обещают стать любимыми персонажами русской национальной литературы. Не ищите героя в русской лирике, драме или в реалистическом романе. Его нет и не может быть в литературе, отравленной карнавальной дурью постмодернизма. Культ антигероя “помог” русской литературе оторваться от этноса и превратиться в истинно национальную литературу. Постмодернизм - это литература без героя. Может быть постмодернистское “фэнтэзи” (сатанист Н.Перумов и др.). Это ужасно глупо и пошло. Но не бывает “фэнтэзи” без героя. В условиях войны всех против всех создатель Русской Библии не останется Ледяной Королевой, творящей ради наживы или на потребу читателям с телевизионными мозгами. Идеалы выдвигаются этносами с одной целью, чтобы у молодежи появилось желание подражать человеку с ориентацией на духовный подвиг созидания. Тексты этнической библии пророчат о великом будущем. В них есть неповторимая драгоценность любой цивилизации.

6.   У жанра “фэнтэзи” есть то, в чем сегодня нуждается кастрированная идеология русского патриотизма.

7.   Герой.

8.   Для разочарованного действительностью и литературой читателя русское “фэнтэзи” рубежа веков обещает стать не сказкой, но героическим эпосом недалекого будущего. Империей мечты. Утопией информационного общества. Поэтому не лгите нам о “черной дыре” в историческом прошлом России! Не предлагайте нам в качестве сказочного персонажа зубодробительных молодчиков! Настоящему русскому богатырю негоже участвовать в бандитских или шпионских разборках, прятать нож в рукаве и бить шипастым кастетом по вставной фарфоровой челюсти. Да, в России у криминального жанра всегда будет массовый читатель, но идеального героя не отыскать русскоязычным авторам. Почему? Русское дело есть подвиг созидания.

9.   Законы нового рода художественно-религиозной литературы требуют сильного героя. Но русская душа протестует против “белокурой бестии”, сжигающей наш мир для энергетического прорыва в иную реальность. Россия на карте современного мира и есть град Китеж компьютерных времен. Кому изобразить ее до последнего атома? Кто поможет ей очиститься? Пророк с литературным даром. Пророки не молчат, просто их не понимают. Русское “фэнтэзи” - это оружие для русского человека в момент прогнозируемого “конца истории”.

10.  Для России уготовлен проигрыш в тотальной идеологической войне, если для народа будет реализована установку на “возрождение”. “Фэнтэзи” призвано созидать, а не разрушать. Или пародировать. Или возрождать. Главный парадокс выстрадан мною по ходу работы над романом “Пророк”. Он заключается в тезисе: если (когда?!) мы потеряем государственность России, на планетарном пепелище нужно будет созидать новый мир. Для молодого этноса планета без России будет стройплощадкой для создания здания новой Империи. Имперские идеалы созидаются, но не возрождаются.

11.   Героический эпос - начало долгого процесса самоосознания конкретного этноса. Героическая фантастика - это строительная площадка для формирования русского национального идеала для нации, которая еще созидается. Или никогда не будет создана, но останется субъектом истории в качестве андроновского народа. У сложившегося и старого этноса есть жанр исторического романа. В эпоху идеологических войн раскованное компьютерное сознание требует замены старому доброму историческому роману. Приоритеты меняются, но идеи остаются. Сегодня в России массовый интерес к роману “фэнтэзи” обозначает наличие у этноса духовной силы для перевоплощения во что-то иное. Поначалу для больного этноса экзотический напиток “фэнтэзи” действует в качестве сильнодействующего лекарства. Сбивает температуру. Общество вылечили, что дальше? Жизнь ради унитаза? Нет! В литературном образе молодой нации следует предъявить новую утопию. Утопический идеал всегда призывает в бой. Сатанизм современных СМИ превращает большинство наших читателей в обманутых дилетантов информационных войн. Молодые мозги, зараженные идеологией героев сатанинского бала оживших мертвецов, ускорят гибель государства Российского. Для всеобщего протрезвления нужен героический пафос Русской Библии. Год назад я спросил себя: “Где искать эстетику мужской дружбы и чистой любви, если не в литературной сказке, не в летописи сказочно прекрасной цивилизации?” Вопрос показалась мне простым и красивым как математическая формула. Я сел за кухонный стол и написал роман “Пророк” за шесть месяцев ночной авральной работы. Парадокс. Получился не сказочный персонаж, но образ национального идеала для этноса, не довоплотившегося в нацию. Образ этнического идеала, для народа, решительно отказавшегося от участи быть нацией торгашей и ресторанных официантов в туристической конторе “гранд Рашен”.

12.   Мы живем в России, которую часто сравнивают с “шагреневой кожей”. На моих глазах страна уменьшается в размерах. Я живу в постиндустриальном обществе. Нигилисты завалили Империю в качестве кровавой жертвы на заклание богам разрушения. Они развеяли в пепел художественные идеалы прадедов, долго проживших под крепостными стенами Белой Империи. На исходе века мы потеряли дух коллективизма, облагораживавший наших дедов и отцов - созидателей Красной Империи. Мы потеряли и многое другое. Но остались русскими людьми. Поэтому не случайно понятие “Империя” стало одним из ключевых слов переводной и отечественной “фэнтэзийной” литературы. Лучшие образцы “фэнтэзи” - литература не для обывателя. Обыватель не любит “фэнтэзи”. Он воспитан на фотографическом реализме и развращен постмодернизмом. Но ему не устоять перед соблазном заголовка со словом “Империя”. Психологам и лингвистам еще предстоит объяснить тяготение читателя к энергетическому полю слова “Империя”.

13.   Создание самобытной религии и новой цивилизации планетарного масштаба - такие подвиги по плечу русскому богатырю. Русская Библия - это пророческая литература. Это кузница героического характера. Идеал смотрится в зеркало родного этноса и видит свое зеркальное отражение в бесконечном числе двойников - народных героев. Исключительно роман “фэнтэзи” может накалить до белого каления утопический проект, соответствующий запросам русского этноса. В текстах самобытной религии сегодня заявлена идеология государственного патриотизма, которая поможет русскому этносу разрешить гамлетовские вопросы. Либо русский народ превращается в молодой этнос, либо доперевоплощается в нацию геополитического значения. В обоих случаях, на парусах жанра “фэнтэзи” Россия вырвется вперед и вверх, когда Запад и Восток останутся в мертвом штиле цивилизационного кризиса. Я уверен в том, что последний утопический проект человечества будет осуществлен по сценарию русского героического эпоса XXI века.

14.   Грубо говоря, будем сегодня созидателями нового мира, выстоим в глобальном поединке России с силами Тьмы.

14.   А завтра, когда для жителей одной шестой части суши патриотизм станет светской религией, романы героической фантастики будут названы “летописями”, мистической тайной или... священными текстами.

Genre of the fantastic literature as ideology new state patriotism
Жанр фэнтази - идеология имперского патриотизма?

The brief contents: The fantastic literature has appeared the sacred texts of a new nation and ideology new state patriotism.

Поиски Грааля на многолюдье литературной помойки

  Заголовок вызывает неоднозначную реакцию? Между этими двумя понятиями не может быть ничего общего, - скажут читатели с большим стажем и им будут поддакивать маститые авторы. Юный аналитик начала 2000-х поискал бы общность между двумя явлениями, но в его компьютерном сознании фэнтази и русский патриотизм останутся двумя файлами из разных каталогов с жесткого и гибкого дисков. При работе над романом Пророк (1997) моя принципиальная позиция заключалась в том, что в эпоху информационных войн любимый жанр конца 1990-х способен стать чем-то большим нежели дряхлеющим пёстрообложечным драконом, стерегущим кошелек книгопродавца. Призвание авторов русского “фэнтази” состоит в разработке идеологии современного русского патриотизма? А в грядущем столетии жанр обещает стать животворным источником русской идеи? Так ли это? Давайте вспомним, что героическим эпосом были изустные предания, Гомером и летописцем Нестором оформленные в древние тексты. Конкретный слушатель воспринимал их в качестве образцовой формы проявления патриотизма. "Илиада", исландская сага или древнерусская летопись не были для современников самодостаточными артефактами, но воспринимались патриотическими текстами. Они воспитывали молодежь. Не пафос разоблачений стал патриотической реакцией на княжеские междоусобицы, но созидание нового и поиск небывалого. Так русские летописцы создали образ Святой Руси. Воины и политики осознанно превратили утопический образ в идеологический стержень новой государственной политики. Идею, зЗаявленную в летописях, славянский этнос воплотил в образе Великой Империи. Героический эпос традиционного общества и есть идеологический стержень патриотизма. А что из себя представляет жанр “фэнтази” как не попытку создать современный героический эпос? Сталкивая в заголовке равноудаленные понятия, я предлагаю разговор о перспективах развития героического эпоса дегероизированного общества. Я уверен, что в прямую (или косвенную - кому что нравится) задачу литературы входит помощь молодежи в разрешении вопросов: “Как? Из какого материала созидать новую Россию? И для чего?” Так ли мы все равнодушны к последствиям идеологических войн, в которых участвуем в качестве бойцов с завязанными глазами? В тексты русского “фэнтази” ответы могут быть заложены особым культурным кодом. В художественных образах романа “фэнтази” читатель вправе искать и находить пассионарную личность, максимально приближенную к этническому идеалу. Литературное произведение жанра “фэнтази” уходит глубокими корнями в сырой чернозем материнской цивилизации . Ибо настоящей силой наделен персонаж, близкий к литературному идеалу. Если выводишь главным героем откровенного сатаниста, разве ты пишешь книжку для русского читателя? Из чего создавать идеологию русского патриотизма? Сразу отметаем политические и экономические программы. Просто смешны цирковые номера рыжего и белого клоуна - экономиста Явлинского и шахматиста Каспарова. Не экономика, не официальная политика и не наукоподобная комбинаторика русскому этносу не помогут. Тогда на каком игровом поле должны быть заявлены идеи, способные вызвать в народе пассионарный толчок? обществом, то это героика факта. Публицистика. В худшем варианте, криминальный очерк. Телевизионный репортаж о конце мира с перерывом на рекламу жевательной резинки. В индустриальном обществе патриотизм укладывался в прокрустово ложе производственного жанра, представленного в лозунгах типа “больше по количеству, дальше на расстоянии и выше - в космос”. В индустриальном обществе на вершине Вавилонской башни герой действовал со словами: “Построим быстрее и выше! Опередим-таки чертей и Сатану”! Литературным героем Сатана становится на срок между изобретением телевизора и до появления компьютерных сетей . От Сатаны потребовали: “Умирайте быстрее и не мешайте нашему репортажу о катастрофе Вавилонского небоскреба!” В постинформационном будущем, - в которое Россия прорвется быстрее остальных стран мирового сообщества, - все будет по-иному. Сидя на загривке у дракона по имени Вавилон, безоружный персонаж будет бормотать себе под нос: “Я не знаю где искать Зло, но друзья мне помогут его одолеть”. И это прекрасно! Если присмотреться, то на прокуренных и пропитых лицах авторов русского “фэнтази” можно уивдеть отблески дальней грозы. Это первые лучи постинформационной революции, суть которой состоит в том, что человечество завтрашнего дня будет менее восприимчиво ко лжи СМИ. Политологи давно вычислили, что новое общество сделает резкий разворот в сторону традиционализма. В XXI веке через русский роман красной нитью пройдет мысль о простом человеке, которого обстоятельства вынуждают стать спасителем Вселенной. И здесь выясняется, что для первых ростков русского патриотизма XXI века жанр “фэнтази” есть идеальная игровая площадка. Повторюсь в определении: “фэнтази” - это современная попытка создания героического эпоса. А из глупых книжек мы знаем, что героический эпос характерен для родового общества. Так в голове у современного автора происходит короткое замыкание от двух мыслей, заимствованных из обществоведческих брошюр. Определенные условия должны выполняться для того, чтобы литература “фэнтази” дооформилось в идеологию русского патриотизма 2.001 года. В произведении жанра “фэнтази” не следует злоупотрелять обращениями в исторически нереальное прошлое. Чудовищный парадокс смутного времени проявляется в том, что горе-автор героизирует прошлое цивилизаций изначально враждебных русскому духу! Норманнские идеи, воплощенные в романах Марии Семеновой есть образец антипатриотизма. Пример подобного исторического штампа: логическое превращение романа “Викинги” в более толстую по объему историческую хронику “Два короля”. Рубчатой подошвой солдат НАТО попирает границы России, а обыватель валяется на диване. В качестве идеологического блюда современные обломовы глотают сюжеты о северных друзьях славянина-землепащца. Дайте ему закодированный сюжет из нашего настоящего или будущего! Дайте придуманный русский мир! "Фэнтази" - не коммерческое чтиво, это ядро героическго эпоса придуманного мира. Его придуманность лишь в том, что этого мира пока нет. Он только намечается. Он будет! Сразу и хочется задать вопрос, а так ли нам всем безразлично, какой фантомный мир создается авторами волшебного жанра? Черный или белый? Самсозидающийся или с гноем на дряхлых мышцах? И так ли безумна мысль о том, что коллективный персонаж, созданный авторами черного “фэнтази”, напоминает прожорливого дракона, который с громким урчанием натовских танков докушает ошметки русской цивилизации? Романы постмодерниста Ника Перумова грешат эстетизированием сатанизма. Было бы наивно перед коллегами по перу выдвигать категорическое требование навсегда отказаться от игры во что-то подобного. Русский патриотизм и русское “фэнтази” не совместимы с сатанизмом Черной Мессы! Внешне сатанинское “фэнтази” по общему набору компонентов напоминает нормальную литературу, но является ли таковой? Это спорный вопрос. Черный пудель, прикармливаемый с русской ладошки, - это злая карикатура на текстовую магию жанра “фэнтази”. При невыполнении второго условия не с острым мечом останемся мы наедине с идеологическим врагом, а с детской погремушечкой. Два слова о том, почему и в дальнейшем будут происходить подобные перехлесты. О Семеновой. Мы этнос с огромной исторической плотностью прожитых лет. Всегда будет чмслиться в кассовых чемпионах псевдоисторический роман . К сожалению, “псевдо”. Российский обыватель не обладает достаточными знаниями и интуицией, чтобы требовать исторической правды. Есть в школьных учебниках глава о норманнах, значит нужны толстые книжки с интеллектуальным рейтингом лживого школьного учебника. Странная логика. Вожделеете правды Истории в художественной форме, пишите романы по “новой хронологии” академика А.Т.Фоменко. После знакомства с его статьями нельзя без смеха читать любую квазихудожественную белиберду о строителях русской государственности с поганками в рыжих бородах. Поганки отдельно, рыжие бороды отдельно. О Перумове. Читатель готов согласиться с тем, что в романе “фэнтази” должен быть элемент мистики. Иногда это помогает свести границы жанра к абсурдной характеристике, которую дал “фэнтази” один дотошный читатель: Это книжки про драконов. Если автор назовет драконов динозаврами, то его книгу будут продавать в серии Путешествия во времени. Если их сделать говорящими, то это - космический контакт с иным разумом. Но обыватель проще смотрит на вещи. Он считает “сатанизм” синонимом понятия “странное”. И в этом видна издевка нашего хвостатого оппонента. Откуда обывателю знать, что в сознание его детей сатанизм входит через жанр, обязанный разоблачать Зло с большой буквы? Ну не умеет автор “Воина Великой Тьмы” снимать обаяние зла по рецептуре фольклора или энергетикой юмора! Не дано. Графоман может назвать свой опус “Русским мечом”, но и под столь красивым и многообещающим заголовком скрывается слизь из чужих мыслей и школьных фраз. Сатанист Перумов, по коммерческому требованию книжного рынка переодевщийся в скомороха-гусельника - это тот случай, когда книжки об антитерроризме служат пособием для начинающего террориста. На мой взгляд, недавно наблюдаемый расцвет жанра связан с неутолимой жаждой по традиционализму. Читателю хочется настоящего героя и хочется глобального поединка между Добром и Злом. Не ищите названных элементов, ни в политике парламентаризма, ни по обе стороны рыночного прилавка. Пошлость капиталистической России доводила Достоевского до эпилептических припадков. И нашим современникам пошлость не прибавляет вдохновения. Не ищите героя в современной русской литературе. Его нет и не может быть в современной литературе, отравленной карнавальной дурью постмодернизма. Постмодернизм - это литература без героя. Может быть, постмодернистское “фэнтази”. Это ужасно глупо и пошло. Но не бывает “фэнтази” без героя. Теоретически у жанра “фэнтази” есть то, в чем сегодня нуждается кастрированная идеология русского патриотизма. Герой Для читателя, разочарованного действительностью и литературой, русское “фэнтази” рубежа веков обещает стать не сказкой, но героическим эпосом недалекого будущего. Империей мечты. Утопией информационного общества. Не лгите нам о “черной дыре” в историческом прошлом России! Не предлагайте нам в качестве сказочного персонажа зубодробительных молодчиков! В том месте, где соприкасаются два литературных жанра - “фэнтази” и криминальный роман - я вижу подводное течение и опасные рифы, которые станут кладбищем для многих литературных персонажей. Литературный герой и идеология фашизма - особая тема. Русское “фэнтази” и русский фашизм - крайне актуальная тема. Но фактически данные темы далеко отходят за границы игрового поля, обозначенного в заголовке. Уверен, что не следует закрывать глаза на пограничную территорию жанра. Идеология фашизма формируется через культ сильного героя. Истоки русского фашизма в насильственной криминализации массового сознания. Но вот парадокс - умный и сильный персонаж чувствует себя крайне неуютно в криминальном романе. Настоящему русскому богатырю негоже участвовать в бандитских или шпионских разборках, прятать нож в рукаве и бить щипастым кастетом по вставной фарфоровой челюсти. Да, в России у криминальной литературы всегда будет массовый читатель, но идеального героя ей не отыскать. Почему? Русское дело есть подвиг созидания. ЗАКОНЫ ЖАНРА “ФЭНТАЗИ” ТРЕБУЮТ СИЛЬНОГО ГЕРОЯ. Но русская душа протестует против “белокурой бестии”, сжигающей наш мир для энергетического прорыва в иную реальность. Россия на карте современного мира и есть град Китеж компьютерных времен! Так опишите ее до последнего атома! Помогите ей очистится. Объясните русской красавице, что она красавица, а не обезьяничающая кокотка. К авторам XXI века хочется обратиться с призывом: играйте в анаграммы! Если автор придумал страну “Соборию”, то у миллионов сибиряков пульс зачастит! Девятый вал криминальных романов схлынет с началом процесса возрождения России из пепла. “Фэнтази” призвано созидать, а не разрушать. Или пародировать. Русское “фэнтази” - это оружие для русского человека в момент прогнозируемого “конца истории”. Главный мой парадокс, выстраданный по ходу работы над романом “Пророк”, заключается в тезисе, впервые опубликованном в 1995 году. Если (когда?!) мы потеряем государственность России, на пепелище нужно будет строить новый мир. Россия обреченна на проигрыш в тотальной идеологической войне, если, в результате наблюдаемых мутаций, мы получим криминальное “фэнтази”. Молодые мозги, зараженные идеологией героев сатанинского бала и криминальной сказки, ускорят гибель государства Российского. В условиях войны всех против всех автор “фэнтази” не может оставаться Ледяной Королевой, творящей ради наживы или на потребу телевизионным зрителям. Проржавевший корабль “Россия” быстрее уйдет на дно, наткнувшись на безобидную книжку в пестрой обложке. Входило ли в глобальный сценарий недругов России, догадка о том, что в самой читающей стране мира именно макулатурному горе суждено стать последним айсбергом идеологической войны? Фэнтази - это строительная площадка для формирования национального идеала для нации, которая еще созидается. Героический эпос - начало долгого процесса самоосознания конкретного этноса. У сложившегося и старого этноса есть жанр исторического романа. В эпоху идеологических войн раскованное компьютерное сознание требует замены старому доброму историческому роману. Приоритеты меняются, но идеи остаются. Сегодня в России массовый интерес к роману “фэнтази” обозначает наличие у этноса духовной силы для перевоплощения в нацию. Если у этноса постиндустриального периода нет “фэнтазийных” текстов, мы не имеем дела с нацией. Поначалу для больного этноса экзотический напиток “фэнтази” действует в качестве сильнодействующего лекарства. Сбивает температуру. Общество вылечили, что дальше? Жизнь ради унитаза? Нет! В литературном образе молодой нации следует предъявить новую утопию. Утопический идеал всегда призывает в бой. Приведу образное сравнение. инструкция по пользованию автоматом нужна дилетанту, попавшему на передовую линию огня. Сатанизм современных СМИ превращает большинство наших читателей в обманутых дилетантов информационных войн. Для протрезвления им нужен героический пафос жанра “фэнтази”. Год назад я спросил сам себя: “Где искать эстетику мужской дружбы и чистой любви, если не в литературной сказке, не в летописи сказочно прекрасной цивилизации?” Вопрос показалась мне простым и красивым как математическая формула. Я сел за кухонный стол и написал два романа - “Пророк” и “Мечелов”. Получилось ли? Осуществится ли? Понять вопрос можно, если знать мысль, которой руководствовался автор. “Героическое “фэнтази” - это придуманный мир, по ошибке его создателей - наших современников - отброшенный в архи-далекое историческое прошлое, отчего никому из ныне действующих народов никак не удается разыграть на планетарных подмостках эпический миф как трагедию будущего для всего человечества. Пока не удается? В завершение приведу один абзац о понятии “Империя”, что обещает стать ключевым словом в многотомном эпосе, описывающем любой придуманный мир истинно русского автора. Мы живем в России, которую часто сравнивают с “шагреневой кожей”. На наших глазах страна уменьшается в размерах. Мы живем в постиндустриальном обществе, пеплом развеявшем художественный реализм прадедов, живших при Белой Империи. Мы потеряли дух коллективизма, облагораживавший наших дедов и отцов - созидателей Красной Империи. Мы потеряли и многое другое. Но остались русскими людьми. Поэтому не случайно понятие “Империя” стало одним из ключевых слов переводной и отечественной “фэнтазийной” литературы. Лучшие образцы “фэнтази” - литература не для обывателя. Воспитанный на фотографическом реализме и развращенный постмоденизмом, обыватель не любит “фэнтази”. Но и ему не устоять перед соблазном заголовка со словом “Империя”. Психологам и лингвистам еще предстоит объяснить тяготение читателя к энергетическому полю слова “Империя”. Фэнтази - империя духа. Исключительно роман “фэнтази” может накалить до белого каления утопический проект, соответствующий запросам русского этноса. Создание национальной самобытной религии и новой цивилизации планетарного масштаба - такие подвиги по плечу русскому богатырю. Русское “фэнтази” - это идеология патриотизма, которая поможет русскому этносу доперевоплотиться в нацию геополитического значения. На парусах жанра “фэнтази” Россия вырвется вперед и вверх, когда Запад и Восток останутся в мертвом штиле цивилизационного кризиса. Я уверен в том, что последний утопический проект человечества будет осуществлен по сценарию русского героического эпоса XXI века. Грубо говоря, будем cегодня фантазерами, выстоим в глобальном поединке России с силами Тьмы. А завтра, когда для жителей одной шестой части суши патриотизм станет светской религией, романы “фэнтази” будут названы “летописями”, мистической тайной или... священными текстами.

Комментарии:

  1. Глава из "Лорибуки" "О новом национальном идеале" впервые была опубликована под заголовком "О РУССКОМ национальном идеале" в газете "Пророчества и сенсации".

Основные тексты по теме:

  “Горькое слово “русские” “Авангард”, многотиражка завода КДА (г. Кокчетав, Казахстан) от N 48 от 27 ноября 1993 года, с.1 и 4.

  “Беседа с Сергеем Кургиняном: “Россия - это пыль в пустоте”

  “Тера-пресс”, городская газета Соснового Бора N 23 (69) от 9 июня 1995 года.

  “Жанр “фэнтази” как идеология русского патриотизма” Проблемная статья. Машинопись. 1996.

  “Интеллектуальная свобода как творчество” Проблемная статья. Машинопись. С рукописным отзывом профессора Марианны Такс Чолдин из Иллинойского университета (штат Иллинойс, США). 1996.

  "Круг интересов ученого" “Степной маяк”, ежедневная газета Кокчетавской области, N 204 (10785) от 22 октября 1985, с.4.

  “О русском национальном идеале” Брошюра. Самиздат. Санкт-Петербург, 1996.

  “Патриотизм как государственная идеология 2.000 года?” “Уик-энд”, приложение к городской газете Соснового Бора “Маяк” от 17 июня, 1995 года, с.3.

  “После гибели русского этноса” “Новый Петербург”, N32 (287) от 21 августа и N33 (288) от 28 августа 1997 года, с.5.

  “Потерянный роман Достоевского” “Новый Петербург”, N 35 (N 240 - ошибочно вместо N290) от 11 сентября и N 37 (N 292) от 25 сентября 1997 года, стр. 5.

  “Пророк” “Новый Петербург”, N26 (281) от 10 июля 1997 года, с.4.

  “Школа русского патриотизма” Проблемная статья. Препринт. 1995. Санкт-Петербург, декабрь 1997

Смотрите архив газеты "Пророчества и Сенсации", номера №1-641

Афоризм для повторения:

"Запахом исторического забвения впервые потянуло не от дешевой (одной на двоих!) рубашки, составлявшей собственность Базарова и Раскольникова, но от голландского белья двухглавого монстра по имени "Онегин-Пушкин"

Анатолий Юркин, "О новом национальном идеале"

Поиск слова "цивилизация" при строгом соответствии выдает на этом сайте ссылки на 83 текста. Ищите: "интеллект" - 17, "наркотики" - 12 и т.д.

Литература

Источник: Анатолий Юркин. "Об утрате патриотизма в истории русской литературы". Из газеты "Петроградский курьер", 1999, N5, стр. 1 и 4.

Анатолий Юркин. "Об утрате патриотизма в истории русской литературы" (полный вариант). Газета "Пророчества и сенсации", 1999.

Анатолий Юркин. "Об утрате патриотизма в истории русской литературы". Брошюра самиздата. Спб, 1998, всего стр. 13.

Анатолий Юркин. "Патриотизм как государственная идеология 2.000 года?". Газета "Уик-энд" (Сосновый Бор), 1995, 17 июня, стр.3.

Анатолий Юркин. "Атлантида русского патриотизма". Газета "Пророчества и сенсации", 1995.

Анатолий Юркин. "Гамлетовские вопросы русского патриотизма". Газета "Пророчества и сенсации", 1995.

Анатолий Юркин. "Жанр “фэнтази” как идеология русского патриотизма". Газета "Пророчества и сенсации", 1995.

Анатолий Юркин. "Школа русского патриотизма". Газета "Пророчества и сенсации", 1995.

Анатолий Юркин. "Партийный патриотизм как национальная катастрофа России (Продолжение статьи “Синдрома господина Голядкина”). Газета "Пророчества и сенсации", 1995.

Механика графомании (2013)

Тезисы к кинорецензии

По моим ощущениям, фильма «Облачный атлас» начинается там, где завершилась драматическая трилогия Тома Стоппарда «Берег Утопии». Если перенести идеологию фильма «Облачный атлас» в условия России, то в XIX веке это история молодых аристократов, начитавшихся Герцена и поэтому (!) решивших отдать свои пламенные сердца борьбе за независимость Польши, Финляндии и стран Прибалтики. А в наше время это будни журналистов и книжных издателей, руководствующихся цитатами из Солженицына и впадающими в экстаз от невнятной и не запоминающейся музыки «для избранных». Дореволюционные линии фильма «Облачный атлас» заканчиваются там, откуда начинается фильм «Иллюзионист».

В художественном мире фильма «Облачный атлас» пафосное цитирование Солженицына осмысленнее вдруг подвернувшегося имени Кастанеды, который упомянут, ни к селу, ни к городу.

Хью Грант убедителен в той сюжетной линии 1970-х годов, при отслеживании которой вспоминается триллер «Я люблю неприятности» с Джулией Робертс.

Зрительскую слезу должны были вызвать метания нескольких персонажей в недалеком кибер-панковском будущем.

Прежде всего, надо сказать, что кино, снятое после сериала «Лост». Эдакое постлостовское дежа вю. Постлостовская разработка сюжетов и персонажей, которые мало кому дадутся в разработку.

Умеющие драться с полицейскими безликие герои готовы воспринять в качестве Священного Писания единственный монолог робота-андроида с внешностью азиатской подавальщицы из общепита. Для меня загадкой осталось страстное желание брата и сестры Вачовски в очередной раз (после всех пережитых нами «Матриц»!) поднять киноаудиторию под знамена темнокожего генерала с внешностью рэппера или порноактёра.

Борьба за социальное равенство завершается комфортабельным перелётом персонажа Тома Хэнкса на другую планету, откуда Земля видится романтической точкой. К такому финалу подготовлен тот российский зритель, который знает, что, - благодаря финансовому и административному гению барона Ротшильда, - борец за независимость Польши Герцен жил в Британии и на курортах Швейцарии как на той самой другой планете, со стороны наблюдая за чередой (им же запущенных!) русских катастроф.

Хотя я досмотрел фильм до конца, но не буду пересматривать это создание режиссеров Тома Тыквера, Ланы Вачовски и Энди Вачовски. Как-то так сложилось, что для меня новый 16-минутный видеоролик Fahrt vom Airport nach Suvretta St. Moritz mit Ernst Crameri на Ютубе важнее фильма «Облачный атлас». Содержательнее. Красивее.

Ютуб побеждает большое кино?

Анатолий Юркин

© Все права защищены   © Анатолий Юркин.
При полном или частичном использовании материалов, ссылка на первоисточник обязательна.

ГАЗЕТА ДЛЯ ТЕХ, КТО САМОСТОЯТЕЛЬНО ДУМАЛ О БУДУЩЕМ THE NEWSPAPER FOR THOSE who INDEPENDENTLY THINKS about FUTURE