Чичисбеи,
или Иллюстрированный путеводитель
по плохой фантастике
Легостаевский тупик на улице Стругацкого
Памфлет против духовных рабов Стругацких (1996)
"... мистер Джобб обратил внимание на муху, ожившую от тепла.
Муха чистила крылышки, охорашивалась и терла лапками голову.
Эти занятия показались Джоббу предосудительными, ибо насекомое
предавалось им, сидя на носу его величества короля Георга III.
Поясной портрет короля служил единственным украшением
тюремного покоя".
Роберт Штильмарк
"Легостаев вообще не был "книжным мальчиком".
Андрей Балабуха
"... братья Стругацкие, например, просто переписали
посредственные романы
Д. Уиндема, А. Нортон, Х. Клемента".
Сергей Переслегин
В детстве кое-кто из нынешних сорокалетних мужчин воспитывался на романе Виталия Полупуднева "У Понта Эвксинского". Или на других толковых произведениях. Но не все выросли из атмосферы книжного отрочества. Воспеватель артурианского цикла Андрей Легостаев (Николаев) до сих пор существует в романном мире "Наследника из Калькутты" Роберта Штильмарка. Если отечественный автор Полупуднев выходил на флоберовский историзм "Саламбо" и на традиции русского исторического эпоса, то Штильмарк не более чем клон авантюриста Сабатини. Через французскую фамилию просматриваются образы срубной культуры, черепки из поселений у села Сабатиновка (Южный Буг). Трудно поверить, что речь идет всего лишь о писателе с пиратскими сюжетами, певце первоначального накопления капитала и поэте стяжательства. Завтра для идеологии новой русской Империи Сабатиновские поселения будут поважнее всех опусов Сабатини, Штильмарка и их бездарных учеников.
Морской реализм Пикуля и Конецкого ближе Штильмарку вычурно-заморской эстетики космополита Легостаева. Вспомним финал: "воды погибшего острова опустели... Много лет прошло, прежде чем на нем снова зазеленели травы..." Появление травы среди литературного пейзажа примиряет со Штильмарком. Но нет будущего у фальшивого литературно-культурного направления, поэтизирующее прекрасные теплые моря или суровые рыцарские турниры. Неким логическим финалом эпохи Штильмарка стала отечественная компьютерная игра "Век парусников". Беда в том, что добротный финал приключенческого буржуазного романа взрослый мужчина воспринял сценарием судьбы, образом жизни! Легостаев - ангел "самодостаточного Апокалипсиса бытовухи" (понятие, введенное Николаем Ютановым в статье "Идущие в Тени"). Законообразное соответствие жизни, творчества и идеалов дает прекрасный повод обрушиться с моральной критикой на Учеников из Безвременья.
"А на летящем вперед суденышке под белыми парусами смелые люди, испытанные в боях с невзгодами, до самой ночи говорили и пели о новой жизни..." Как и следовало ожидать, культ "ночных разговоров" и бардовских песен быстро выродился в алкоголизм и озлобленность на вечно меняющийся мир. Прочитайте "Разбитые скрижали" и серию истерических статей Легостаева. Это эпический рассказ о противостоянии редакторам, противоядии от литературно-конкурсных пристрастий Учителя и борьбе за душевное спокойствие "потенциального" нобелевского лауреата В. Васильева. Ныне за "бои с невзгодами" (?!) выдаются склоки с издателями и мировоззренческое погружение в бытовую чернуху. Одно можно утверждать с полной уверенностью, детское обожание Штильмарка Легостаев перенес на Стругацкого-младшего.
Как-то мимоходом Борис Стругацкий возглавил интеллектуальный абортарий с бронзовой улиткой перед парадным входом. Стахановский энтузиазм бывшего директора крематория имени Советской НФ неофиты безошибочно расценили призывом: "Всё можно!" Или: "Всё, можно". С началом гайдаровской приватизации России много познавательных артефактов припрятано в мусорных баках, на служебном дворе или под дверью кабинета главного антиврача. Заплутав в коридорах между служебными дворами частного абортария и соседнего полуразрушенного крематория, штильмарковец Легостаев издал роман "Наследник Алвисида" (1996). Чем пэтэушный мастер по ремонту холодильников нарушил все мыслимые законы крематорной этики и абортарного творчества. жаль, что об этом не сказано в рецензии на роман Андрея Легостаева "Наследник Алвисида, или Любовь опаснее меча" в журнале "Если" (1996, № 7, стр. 222-223). Но эта рецензия - прекрасны информационный повод для разбора полетов в стиле В.Топорова.
В название многотомного романа волной подхалимажа вынесло аббревиатуру из паспортных данных "АЛександра ВИкторовича СИДоровича" (известного пропагандиста фантастики и шефа Интерпрессконовских тусовок). Это чересчур. Можно придумать имя языческого божества. Этим православные интеллектуалы занимаются последнюю тысячу лет. Но в заглавие книги, адресуемой молодежи, вынести визитную карточку бизнесмена? Назвать богом левую руку тьмы, тебя прикармливающую? Продавать недогадливому читателю консервированные слюни собачьей преданности? Деяние, достойное ученика русофоба Стругацкого и духовного наследника либерала-людоеда Гайдара. Поэтому поговорим не о редакторе и переводчике Андрее Анатольевиче Николаеве (1961), но том самом Легостаеве, которы гордится десятилетним просиживанием штанов в семинаре Б.Н.Стругацкого (с 1989 года в качестве "участника" до 1999 года, когда мальца приметили и зачислли действительным членом без обсуждения!).
Забавно, когда высокооплачиваемая участь редактировать Легостаева выпала критику Андрею Балабухе. Степенный старец "резвящимися от души щупальцами осминожьими" написал парочку статей о творчестве автора, вышедшего в большую литературу из ватерклозета (биографический факт 1987-91 гг.). Эти предисловия и послесловия пронизаны "страхом иудейским". Как видим, проникся критик своеобразием архетипов "легостаевской судьбы" (конец третьей цитаты). В ответ умница автор сосчитал, что в отредактированном тексте невесть откуда появилось полторы сотни словесных паразитов "однако". Воображение поражает по-фрейдовски напряженная дуэль непутевого сынка олгой-хорхоя с мудрым папашей Кракеном (персонажем из романа "Обитатели миражей" Абрахама Меррита).
Ой, слукавил политкорректный Андрей Балабуха!
Легостаев остался штильмарковским "мальчиком". Ибо Николаев, влившись в семинар Бориса Стругацкого в 1988 году, отказался от дружбы с миром и ценностями русской литературы. Оставаясь в полной эфирной зависимости от Стругацкого (мол, верю в политика Гайдара потому, что ему доверяет мэтр и т. д.), Легостаев (не реальный Андрей Николаев!) при первом случае представляется "православным" человеком. Тут не поймешь алгоритм показного обращения в православие: то ли поспособствовал муж еврейки Гайдар, то ли автор окончательно погрузился на сакральное дно артурианских мифов, то ли деланная религиозность связана с физиологической необходимостью подшиться от запоев, мешающих административной работе. Хм-м, кто-то там щебетал о "мирном врастании в литературу"?
Так или иначе, но приближаются временам, когда на повестку дня встанет вопрос о дележе наследства из Калькутты.
Геннадий Прашкевич. «Возьми меня в Калькутте» (1993). Эта вещь заставляет нас бросить общий взгляд на ситуацию в целом.
Так на чьём бородавчатом носу сидит муха Его Величества голого биндюжника?
Сегодняшнее бойцовское настроение руководителей клубов любителей НФ - это чесночная отрыжка литературно-политической борьбы за тираж, которую маститые авторы 70-80-х годов вели с переменным успехом для себя и... читателей. Причем, поражение отечественного автора оборачивалось удачей для читателя, заполучавшего перевод очередного забугорного бестселлера. Нельзя отрицать влиятельность и, особенно, информированность аборигенов из фантастико-литературной среды. Но можно поспорить о способности фэндома влиять на качество литературы. И спорить надо не столько о прецедентах или некоей потенциальной возможности добра (умиляют байки о том, что кто-то и когда-то протолкнул шедевр или высказался о нем еще до издания), сколько о том, что внутри фэндома есть источник некоей энергии. Той самой "живой воды", журчание которой побуждает хотя бы малую часть этой помоечной среды временами ориентироваться на высокохудожественные образцы. Увы, шедевр всегда (!) находится вне тусовки. Демиург от Слова инороден сборищу болтунов. Таков закон естественного отбора для этой теневой стороны литературной Луны. Фэндом - это армия волонтеров, обеспечивающая авторам старой формации некую вневременную стабильность на определенном секторе книжного рынка. Это те самые глиняные ноги, на которых покачивается бронзовый молох по имени "Стругацкие". Исчезни фэндом сегодня, и Стругацкие обязательно пополнят список забытых авторов. Причем, в этом длинном списке станут где-то за своим критиком Владимиром Немцовым. В этом смысле можно доверять статистике. 90% членов фэндома составляют читатели русской национальности. Их активная жизненная позиция обеспечивает материальное благополучие еврейских авторов, редакторов и издателей, до сих пор почему-то не иммигрировавших в Израиль. Чтобы подобные отклонения поддерживать относительно долгий срок, нужны хорошие менеджеры (без потребности в хороших авторах).
Вот тут и выступают из смрадного тумана, окутавшего литературное болото, хорошие менеджеры, почему-то традиционно принимаемые за писателей. Речь идет о Легостаеве и, ему подобных, бесспорно крупных фигурах околоиздательской международной тусовки (Россия-Украина и далее везде). Детское чтение привело к абберации зрения. Так и не повзрослевший Легостаев искренне полагает, что именно он достоин наследовать сыновьям Натана из далекой Калькутты. Пусть так. Что наследуем? Пиратский сундучок ворованных рукописей! Вопрос в том, а нужен ли этот хлам русскому читателю нового века (смотри третий эпиграф)? Зачем читателю полуграмотные менеджеры, трепетно переписывающие от руки буквы и знаки, однажды по пьянке списанные боссом из заморской книжки! Ну, воровали Стругацкие у американских романистов идеи и сюжеты, было дело! Трижды правы Топоров с Переслегиным! Но ведь многое объяснялось "железным занавесом" и непуганным читателем, регулярно посещавшим библиотеку на Поле Чудес в Стране Дураков.
Сегодня основная функция фэндома и заключается в том, чтобы отчасти повторить действие "железного занавеса". Невозможно отсечь читателя от новых имен и книг? Тогда к большому пальцу бронзового идола приходят упившиеся жрецы, чтобы свершить священный обряд обрезания смыслов, провести сакральную игру толкований нового на старые погудки. Словом, суетливая нечисть привыкла прилюдно забавляться кабаллистикой. И это вы называете литературой? Странно, но в издательствах России и Украины не висит напоминанием плакат: "Не печатать наследников..." Пропуск можно заполнить Алвисидовыми конкурсантами, уральскими аэлитами и морскими странниками из Калькутты. Как говорится, за осьминога боролись, на щупальца напоролись.
Есть ли читатели, неравнодушные к судьбам русской фантастики? Неужели да? Тогда им следует присмотреться к поименному списку обслуги, привлекаемой для работ на разделочном столе писательского абортария, стыдливо именуемого "курсами" и "семинарами", и крематория, в печи которого дотла сгорают новые возможности русской литературы. Напоминаю, сей список литературных "власовцев" вывешен слева от официального входа в русскую литературу. Справа высится тюремная стена, обсиженная бескрылыми мухами. В темное время суток ее легко найти по запаху серы и солей Мертвого моря русскоязычной литературы.
Источник: газета "Пророчества и сенсации"
Автор: Анатолий Юркин
Рубрика: памфлет
Дата: 26 сентября 1996 года
Номер газеты:
© Все права защищены.
