Чичисбеи, или «Самозванный трансформер»

Бывший кандидат в Президенты на Яндекс.Фотках

Крапивный обломинго

В 1991 году «кандидатом в президенты России»
23-летний Юрий Нерсесов
выдвигался от анархистов Ленинграда.

Коммерческий успех Веры Камши (1962) основан на способности читателя фантастики забыть переводы американки Кэтрин Куртц (1944), исполненные М. Шубинской и В. Шубинским.
В начале 1990-х годов замечательные передовые ребята и девчата из издательства «Северо-Запад» переводили и издавали романы Кэтрин Куртц из начала 1970-х! И не их вина, что заморский автор пришёл с опозданием на 20 лет. Но сегодня Вера Камша и большинство авторов вроде Юлии Зонис пишут в стиле механического подражания текстам начала 1970-х! То есть, ещё не стал опытом, попросту не пережит мировой экономический кризис 1973 года! Читателям, живущим в условиях мирового экономического кризиса 2010-х годов, беспринципные авторы и издатели бесконечных дурно пахнущих фанфиков предлагают залежалый товар из докризисных периодов!
За редким исключением вроде Филиппа Дика и Роберта Хайнлайна иностранные авторы 1970-х предлагали читателям тексты, основанные на смысловой парадигме конца 50-х. Кэтрин Куртц из этой обоймы. Получается, что в подражании той же Кэтрин Куртц отечественный чичисбей отбрасывает читателя жанровой новинки к Сталинской эпохе и скандальным книгам Набокова. Полезны ли подобные «путешествия во времени» в наше время, когда в разных эпохах живут владельцы некогда популярного гаджета и его новейших конкурентов? Это риторический вопрос.
Мне, как филологу, не совсем понятна ситуация с дефинициями. Как называть того автора, который занимается имитацией маркеров графомании? По моим ощущениям, Вера Камша, если не пародирует, то успешно имитирует плохих (худших!) переводчиков Кэтрин Куртц, Роджера Желязны и прочих одопевцев как бы аристократии из каких-то там параллельных миров. Поэтому про любое известное мне произведение Камши и про большую часть многостраничных книг Олди можно сказать словами Ст. Лема из первых абзацев второго тома ФФ:
«Зачастую это просто примитивный исторический роман, «раскрашенный» под научную фантастику» (стр. 13).
Это половина беды, что в текстах Веры Камши наблюдаются все маркеры графомании. Маркеров графомании так много и они настолько самодостаточны (они выстраивают иерархию смыслов), что тексты Веры Камши можно воспринимать как пародию на мегатекст, в котором собраны неправильные и недопустиммые приемы романного повествования. Образцы того, как не следует портить русский язык:

«Лэрриби кивнул... Эпинэ кивнул... Священник кивнул... - Встретим, - кивнул король, - я еще помню, кто я. И я помню свои клятвы... - Примерно, - кивнул герцог... – Вижу, – кивнул Марсель, – попробуем... Марсель кивнул и попятился, косясь на жениха и невесту... Марсель героически пожелал всем доброго утра, Рокэ рассеянно кивнул: он отнюдь не казался сонным, но пускаться в светские разговоры не собирался... — Да, — кивнул Сольега. — ты все понял правильно... — Да, - угрюмо кивнул сын, - мы ведь Люди Чести?.. - Да, - кивнул Эмзар, - атэвам можно верить... Ты хочешь сказать, что я похож на это чудовище? — Ринальди кивнул на (, - А.Ю.) установленную на помосте (, - А.Ю.) скульптуру... - Что ж, буду иметь в виду, - кивнул таянский герцог, - война это как-то понятнее... - Хорошо, – кивнул Солнечный принц, – я согласен... — Дело хорошее, — кивнул Давенпорт и покосился на гаунау... — Я понимаю, — кивнул Эрнани, — мне следовало родиться в другой семье, там моя беспомощность не так бы бросалась в глаза... Пишта залился краской и кивнул головой... Хьюго кивнул и послушно опустился на распластанный на земле плащ... Ничего глупее придумать я не могла, но тот кивнул золотистой головой».
Это, конечно, калька, переводов Кэтрин Куртц из начала 1970-х! Лингвистический слепок того, что было сделано в первой половине 1990-х годов издательством «Северо-Запад». Наблюдаются совпадения один к одному на уровне фраз и предложений. Такое ощущение, будто ушлый коммерсант заложил в компьютерную программу переводы Кэтрин Куртц, поменял как бы европейские имена и добавил несколько пудов социал-дарвинистской недофилософии Юрия Нерсесова.
Попробуйте повторить! И у Вас получится сходный результат. Для этого вовсе не обязательно было высиживать сомнительное звание «любимой семинарской ученицы Стругацкого». Так на выходе получаются не только серийные романы Веры Камши.
Разница в том, что у Кэтрин Куртц персонажи беспрерывно кланяются друг перед другом, и это можно понять как примету прозы про нравы аристократии. Тогда как за марионеточными жестами персонажей Веры Камши просматривается модель инородца и фигляра Юрия Нерсесова, которого ни за какими театральными и карнавальными масками не выдашь хотя бы за королевского слугу. Получается парадокс.
Переводы Кэтрин Куртц содержат маркеры графомании. Но это почти не графомания. Всегда можно сказать, что автор и переводчики пытались изобразить аристократов, но снова не получилось почему-то. Почему?
10 июля 1997 года в народной газете «Новый Петербургъ» постоянный автор Юрий Нерсесов, - ещё не открывший для себя кошельковый рог изобилия в жанре фантастики школы Стругацких, - разместил фельетон «Бунт «шестёрок» Чубайса» (№26 (281), стр. 1-2). С первых фраз обозначена склонность фельетониста к фекальным образам: «весьма дурно пахнущие источники» доходов Чубайса. Только нерусский человек смог бы приписать слову «источники» «весьма дурной» запас.
Это было похоже на модель издевательства над русским языком, свойственную романисту Олди.
Поражает тюремно-уличная лексика этого анти-чубайсовского опуса: (газета) «Известия» наехали на Чубайса», «денежки», Чубайс - «рыжий кардинал» с большим списком «прегрешений» (стр. 1), Чубайс платит налоги с «праведных доходов», финансовые игры Чубайса - это «семечки», «дохлый рейтинг» Чубайса, «денежки так нахально «свистнули», «этакой «бяки» Чубайс ожидал от «Советской России», «получить такую «бяку» (стр. 1), «своего могущественного пахана» (здесь и далее цитаты со стр. 2), Игорь «Голембиовский предавал только ослабевших хозяев», «оказался хилым» (хозяином газеты), «возможность тянуть денежки сразу от обоих» (я полагаю, что здесь случился проговор, Юрий Нерсесов и сам был бы не против «тянуть денежки сразу от обоих»), «крутейший облом» и др. Обладатель «пакостного характера» Голембиовский собирался «напакостить хозяину». Голембиовский - это «блохастый кот», который «особенно старательно гадит по углам».
В финальной фразе фельетона Бурбулис «успел-таки напакостить Ельцину» (стр. 2). Таких фельетонистов уместно причислить к «фрикам публицистической школы Стругацких». Это публицистическая скатология, скатологическая публицистика.
Если розового фламинго обломать в крапиве, то получится ли крапивный обломинго? Если розового фламинго скрестить с крапивой, то получится крапивный обломинго. Камша не розовый фламинго. Но вместе с Нерсесовым Камша - это крапивный обломинго. Не знаю, кого в русскоязычной НФ можно сравнить с розовым фламинго, но по всему телу русского человека до крови колется крапивой жанр НФ.
В случае с безнадёжной Верой Камшой читателя забавляет сама мысль о возможности попыток изобразить аристократов в текстовых масках такого защитника православия, каким сам себя позиционирует Юрий Нерсесов.
Что считает конторщик Камши? Маркеры графомании? Увы, нет.
Подсчёт ведётся устаревшим моделям социального поведения. Тем ролевым играм, в которые США наигрались в 1950-е годы. Наигрались до такой степени, что Хемингуэй застрелился, почувствовав себя устаревшим с представлениями о курортных отелях Монтрё как воплощении райского отдыха. И не он один стрелялся, оказавшись в ловушке из предрассудков и стереотипов.
Няшные и мимимишные живопырки! Вот кто они, персонажи отечественных фантастов, ударившихся головой в обложку повести Стругацких «Трудно быть богом»! Удар был, искры не случилось.
Правнучки (Юлия Зонис и пр.) тех, кто в начале ХХ века с небывалой жестокостью мучил и расстреливал русскую аристократию, сегодня выдают себя за аристократию из параллельных миров (см. фото). Незамысловатое идеологическое пойло покупается вразвес и оптом! Сдаётся мне, что графоманы и эпигоны школы повести «Трудно быть богом» демонстрируют едва ли не большую жестокость, - чем их предки, - производя чудовищные операции на мозгу читателя, одуревшего от девальвации русского слова.
Здесь я сказал бы так: сколько не крути, а образы аристократов не совместимы с безграмотностью такой запредельной графомании, которую мы встречаем на каждой странице у Веры Камши, Юлии Зонис и др. Будет свободное время, я загляну ещё раз в романы Кэтрин Куртц про Дерини. Тогда как Вера Камша интересна исключительно политизированным косноязычием Юрия Нерсесова.
Прорываясь через графоманский частокол вообще-то добросовестно исполненного перевода Кэтрин Куртц, читатель хотя бы натыкался на фразу про «единство сознаний» у Дерини. Тогда как у Веры Камши поверх плохого текста распласталась грибница больного сознания Юрия Нерсесова, максимально далекого от основ и традиций русской литературы. Маркеры Камшаистской графомании отражают матрицу личности Юрия Нерсесова. Кому интересно?
Диалоги Куртц переполнены романтическими клише. Точнее сказать, плохо понятыми клише раннего романтизма. Сам по себе романтизм был набором клише. И выбирать из арсенала романтизма клише для атрибуции диалога - это перебор.
Но именно так поступают авторы, наследующие Желязны и Куртц.
Случай с Куртц - это тема отдельного разговора. Обратите внимание на дату публикации первого романа из цикла - 1970. Только что отгремели студенческие волнения.
Требовалось вбросить в молодежную аудиторию политическое противоядие против анархизма.
Я уверен, что издание книг про аристократию, придуманную к текущему политическому моменту, на злобу дня, на потребу денежным мешкам, - это политтехнология. В конце 1960-х так важна была эта тема. Настолько важна, что никто не обратил внимание на стилистическое несоответствие.
В чём оно заключалось? В том, что про аристократов рассказывали беллетристическими средствами, а не литературой... Для англосаксов начала 1970-х годов была важна политическая злободневность и адресация текстов той же Куртц.
В наше время недостатки стиля в подобной беллетристике (как в переводах Желязны, Куртц и др., так и в русскоязычных аналогах) разрушают смысловую парадигму.
И это какой-то замкнутый круг. Повторюсь ещё раз. Неубедительно романтическая беллетристика Желязны и Куртц – это политтехнология. Как политтехнология эта беллетристика была востребована (властью), возможно, полезна и решила какие-то текучие задачи (в манипулировании толпой).
Тексты Желязны и Куртц финансовый олигархат вбросил в уличную аудиторию бурлящего студенчества. Отчего какая-то часть студентов дезертировала с баррикад или попросту не вышла на улицы. Из книжных магазинов выходили молодые люди, которые поменяли карнавальный анархизм на увлечение ложными аристократами.
В нашем случае эффект достигается прямо противоположный. Не романтических клише (как форма) убивают тексты Камши (как содержание). Мор смыслов происходит благодаря синтезу формалистских клише с незрелостью автора.
Я вижу в текстах Камши политический инструмент. Чей? Для каких целей?
Никто так не заинтересован в Камше (и прочих графоманах-фантастах) как финансовая верхушка российских диаспор.
Тексты Камши оправдывают заявку диаспорных олигархов на статус новых аристократов. Тогда как русский читатель ещё глубже погружается в социальный ад, смиряется с диктатурой структур. При этом следует признать, что за Камшой стоят такие же умные ребята, как в прежнее время - как Куртц.
Распродаваемость тиража свидетельствует о достижении поставленных целей. Только никто не объяснил читателю, что эта плохо написанная беллетристика действует во вред, а не на пользу. Здесь не удержусь и вставлю замечание филолога: какая польза может быть от набора заимствованных клише?
С этим боролся ещё Сервантес, которого проходили в старших классах в СССР. Какая может быть Камша для читателя, воспитанного на Сервантеск, всласть поиздевавшимся над рыцарскими романами? Но в тот-то и дело, что Камшой поправляют... Сервантеса.
При культе Сервантеса диаспорные олигархи выглядели бы смешными и глупыми.
А их потуги изобразить второе поколение (сыновей и племянников) новыми аристократами капиталистической России вызывали бы не смех, а хохот. Поэтому Юрия Нерсесова прикрепляют конторщиком к Камше. Вечный провокатор Юрий Нерсесов при Камше делает то дело, в котором нуждаются его соплеменники из диаспорного олигархата.
Это Большая Игра, предполагающая максимально возможное измельчение читателя.
В СССР переизданиями книг Сервантеса пытались укрупнить личность. Я не вижу манипулирования читателем при переиздании Сервантеса. На здоровье! В наше время сервантесы всех времен и народов останутся в тени Камшаистских конторщиков. Тех самых, что политтехнологи.
Политтехнологи становятся чичисбеями при авторах потому, что на первый план выдвигаются не литературные (отсутствующие) достоинства текста, но - манипулирование читателем. И не манипулирование читателем ради манипулирования. Здесь наблюдается необходимость исполнить объем работ по политическому измельчению читателя.
А почему я считаю, что в отечественной НФ сплелись в одно идеологическое целое графомания и политтехнология? Тяни мочало - начинай сначала...
Этот сгнивший плод сбивайте самой длинной палкой.

Юрий Нерсесов как реинкарнация фельдкурата Каца
В этот раз начну вроде бы издалека, но говорить буду по теме. Театральный режиссер Мария Иосифовна (Осиповна!) Кнебель до конца жизни не могла понять, почему кому-то не понравился её спектакль «Мы втроём поехали на целину» (1955).

«... я с удивлением думаю о том, что к пьесе... были предъявлены требования, на которые пьеса не отвечала и не могла ответить». («Вся жизнь». М., 1967, стр. 497)
В пьесе «Мы втроём поехали на целину» говорилось о необходимости посадить девушек за рычаги целинных тракторов. Со временем самые ярые сторонники советского прошлого согласились с тем, что страшной ошибкой был призыв посадить девушек за рычаги целинных тракторов. Десятки и сотни женщин пострадали от того, что поспешили подменить мужчин-трактористов. Но ...ка Кнебель была далека от проблем каких-то там жителей Северного Казахстана. У неё были иные задачи и цели.
Сегодня мы не должны разделять негодование Марии Осиповны Кнебель. Трижды правы были те, кто закрыл спектакль «Мы втроём поехали на целину». Вопрос в другом, а что вообще Мария Иосифовна Кнебель могла дать русскому театру?
Этот вопрос можно задать и по-другому: а что вообще Юрий Нерсесов и прочие аркадьевичи могут дать русской фантастике?
Далее мною будут снова «предъявлены требования, на которые» отечественная фантастика «не отвечала и не могла ответить»...
Не отпускает меня одна фотография.
На зацепившей меня фотографии мы видим избыточную информацию. Когда догадываешься о чём-то - это одно. Когда гипотезу доказываешь анализом текста - это другое. И вот фото как улика! Доказательство ранее высказанной версии.
Председатель Сексуально-политического клуба имени (проститутки) Сонечки Мармеладовой Юрий Нерсесов принял участие в работе Петербургской фантастической Ассамблеи-2012. На фото 2012 года: одна из участниц мероприятия стругацкоманов и фанатка Генри Лайона Олди в типичной позе (для персонажей Олди) и с типичными манерами поведения российского фантаста (ибо Нерсесовы ранее подсуетились и суетились весь ХХ век...).
На нескольких фотографиях с Петербургской фантастической ассамблее-2012 писательница-фантастка Анна Семироль, известная как участница романного семинара Генри Лайона Олди в 2010 году, сфотографировалась в странном платье. Странная одежда – это одно. А вот задранные ноги – это совсем другое. Наверное, писательница-фантастка числится среди внештатных сотрудников Сексуально-политического клуба имени Сонечки Мармеладовой, когда-то созданного Юрием Нерсесовым. Как и прочие начинания Юрия Нерсесова, клуб сгинул в небытие, но остались традиции растления и задачи по растлению глупых доверчивых аборигенов Руси.
Мне, как читателю, не видна разница между пусси-графоманками.
Если Нина Цюрупа делает главной героиней дебютного романа еврейку Руфь, то Анна Семироль также не выдумывает юдофильский велосипед. Кого же она поставила в центр повествования романа «Полшага до неба» (2011)? Бывшего военнослужащего Армии обороны Израиля Маарда. Как правильно замечено на kobold-wizard.livejournal.com, приключения гражданина Израиля разворачиваются на фоне «израильско-американской сказки».
Где разница между «будущей великой русской писательницей» Юлией Зонис, которую завалят премиями и признанием; Ниной Цюрупой, которую несколько лет издатели ещё продержат в «черном» теле и голоногой Анной Семироль, которой в писательстве так и не пригодилось медицинское образование?
Все трое продемонстрировали правильную модель юдофилии и поэтому получили билет в бизнес-класс.
Не знаю, куда смотрят патентованные критики жанра, но разве персонаж Анна Семироль не побивает обличительный пафос совковых книжек Прашкевича, направленный против феномена наёмничества? Это так, вопрос в воздух. Ибо при соблюдении единственного критерия (юдофилия как заражения читателя) пусси-графоманскам разрешается ходить влево и вправо… Если будет бюка задрана столь высоко, насколько это требовали правила поведения шлюх в Сексуально-политическом клубе имени Сонечки Мармеладовой!
Такова наша пусси-НФ. Ибо читатель Камши думает при помощи «мозга Бременской крапивы» (во фразе про мозг Бременской крапивы содержатся отсылки к заголовкам трёх моих текстов).

Крапивный обломинго на Яндекс.Фотках
Самый еврейский скелет в редакционном шкафу
газеты «Новый Петербургъ»
Юрий Нерсесов много лет успешно занимается раскачиванием политической системы России.
Юрий Нерсесов - это День Святого Фейка, который растянулся на четверть века.
А каковы главные достижения?
В историю постсоветской журналистики Юрий Нерсесов вошёл как создатель и ведущий рубрики «Московские бомбисты» (1997).
21 августа 1997 года в заметке «Московских бомбистов исключают из партии» (№32 (287)) Юрий Нерсесов проговорился на до обидного ровном месте. Оказывается, все его злободневные материалы были связаны с боевой акцией, которую поддерживали 13 иностранных организаций:

«О какой-либо поддержке кампании солидарности, начатой 13-ю зарубежными компартиями, столичная левая тусовка боится и заикаться» (стр. 2).
Этот материал примечателен тем, что своих политических коллег журналист описывал так, как ныне модно рассказывать про пьянки фэндома:

Во время проведения анархо-троцкистского антифашистского молодежного конгресса «у юного борца с фашизмом Васи из Кустаная началась белая горячка (, - А.Ю.) и его пришлось связать, после чего Василий выбил головой окно и чуть не перерезал себе шейную артерию»
Кустанайца Василия жалко, а к автору было множество вопросов.
Что корреспондента интересовало в большей степени? Москва как центр политической активности? Или бомбисты как выразители воли иностранных спонсоров первых «оранжевых революций»?
Ответ мы получаем из ещё одной публикации: «Юрий Нерсесов. Интернационал минских бомбистов» (2008).
Сегодня идеолог бомбизма на территории бывшего СССР Юрий Нерсесов ушёл с головой в фантастику.
Это закономерность. Какая фантастика, такие идеологи. Юрий Нерсесов - это настоящий идеолог при фейковой НФ.
Юрий Нерсесов - это эпикфейк, который мог бы случиться с любым иным фантастом кроме Веры Камши. Но почему Вера Камша? Ответ содержится в этом же по-иному сформулированном вопросе – почему Юрий Нерсесов раскачивает молодежь России в тени фантастки, имеющей репутацию «любимой ученицы Стругацкого»? Это не вопрос. Это ответ...

Кандидат в Камши
Творчество таких пусси-графоманок, как Вера Камша, до обидного укладывается в одну строчку из народной песни в великом романе Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» (1923):
«Сабельки сверкают, а девушки рыдают».
В СССР это было смешно. В современной России такое сходство вызывает ощущение нутряной трагедии.
Это сколько ещё надо «отсверкать» беллетристическими «сабельками», чтобы дураковатый русский читатель оглянулся и увидел, что вокруг него колготятся девушки иной расы, иных наций?! И рыдать они будут над совсем другими сюжетами. Близость Юрия Нерсесова к Вере Камше свидетельствует о том, что кураторам жанра важно, чтобы читатель был одурманен графоманией до того самого момента, пока «сабелька» не «сверкнёт» над идиотской башкой. После свершившегося исторического возмездия девушки иной расы, иных наций будут смеяться, а не «рыдать» над стадом идиотов, упустивших уникальные возможности по цивилизационному перекрою мира.
В случае с циклом «Хроники Арции» Веры Камши произошла любопытная вещь. По каким желобам гнилая кровь «оранжевых революционеров» стекла в плагиаторский отстойник отечественной фантастики? По желобам стругацкомании.
Когда-то в юности Вера Камша сошла с ума от чтения повести Стругацких «Трудно быть богом». Не дало результатов затянувшееся лечение идеализацией Ричарда III. И тут… Положение было бы совсем безвыходным, если бы близость Юрия Нерсесова не обеспечила выгодный размен. Булькающий гной внутри черепной коробки Юрия Нерсесова находится в какой-то связи с пустоголовым пространством наших пусси-графоманок, до бледной немочи зацелованных издателями фантастики. Болезнь стругацкомания не излечена, но знакомые потомки ростовщиков и старъёвщиков пустили в оборот автоматическое письмо конкретно этой больной.
С одной стороны, понятно, что Вера Камша (и не она одна!) сошла с ума от чтения Стругацких. Увы, эта форма сумасшествия бесплодна. С другой стороны, цикл «Хроники Арции» создан в авантюристической манере Ильи Эренбурга.
Тугодумие Стругацких, антинаучность Стругацких подменили Эренбурговской игрой во французские имена и весьма специфическим пониманием европеизма в версии для советских людей, живущих за «железным занавесом».
И здесь вопрос, а что видят читатели? Ранее мне приходилось встречаться с примерами того, как наши горе-фантасты плагиатили зарубежных авторов. Но впервые я наблюдаю коммерчески успешный проект, эксплуатирующий советского еврея Илью Эренбурга. Кто не читал Илью Эренбурга, тому сойдет Вера Камша. Таков «свечной заводик» Юрия Нерсесова.
Скорее всего, поклонники Веры Камши рассматривают цикл «Хроники Арции» как продолжение традиций повести Стругацких «Трудно быть богом». Поэтому нужна фигура Юрия Нерсесова, обеспечивающего информационное прикрытие для операции размена-подмены.
В вульгарных текстах Юрия Нерсесова освобождается подсознание Веры Камши.
У Веры Камши хорошие отношения с Перумовым. Они выступают соавторами в бесконечной череде издательских проектов. Если возникает недовольство творчеством осточертевшего соавтора, то за Веры Камшу говорит Юрий Нерсесов.

Так было в случае с отзывом на книгу Перумова «Череп на рукаве», в которой главный герой «настолько безупречен и лишен каких-либо человеческих слабостей, что порой затмевает даже дистиллированных советских разведчиков литературы соцреализма.
Стоическое половое воздержание, ставящее, кстати говоря, под угрозу срыва миссию великолепного Руслана - это вообще что-то с чем-то! Даже сам Штирлиц по фильму, несмотря на всю любовь к законной жене, и то поддерживал отношения с девушкой Габи и удачно обыгрывал в шахматы покровительствующую этому фрау Заурихь. А тут прямо какой-то герой рыцарского романа, отягощенный моральным кодексом строителя коммунизма!
Даже когда бдительное начальство едва ли не пинком загоняет нашего красавца в ведомственный публичный дом, тот и там героически воздерживается, хотя и ежику понятно, что армейские проститутки через одну стучат в органы, и прелестная Гилви, наверняка, сообщит о "странном поведении клиента". Это само по себе, конечно, не преступление, но подобные странности стопроцентно вызывают совершенно излишнее внимание спецслужб. Ведь ежели наш образцово-показательный воин любит свою инсургентку настолько, что не может изменить ей даже со шлюхой, то как же он поступит, когда она потребует его по имя нежного чувства изменить присяге (кстати говоря, это в итоге и происходит, причем даже без просьб со стороны Дальки, что окончательно превращает Руслана из крутого агента в безнадежного романтика, готового без колебания провалить все дело из-за своей сердечной драмы)?
Но имперская "безопасность", как и полагается тупым фрицам из плохого советского кино, такими вопросами нисколечко не задается. А если кто-то что вдруг и заподозрит, так это тоже ничего».
Из рецензии «Размножение космических ежиков, или Воздержание поручика Фатеева» (сайт kamsha.ru)
На посиделках в редакции газеты «Новый Петербургъ» Юрий Нерсесов рассказал о своем детстве, когда «с ним возилась бабушка, она наряжала его девочкой и завязывала бант» (со слов А. Агеевой). Вот он с молодежью сегодня так и развлекается - завязывает идеологические бантики до хруста шейных позвонков. Со слов Агеевой, после громкого разрыва редактор А. «не жалел о Нерсесове до сих пор». Интересно, а как с Юрием Нерсесовым должен был поступить Евгений Гильбо, о котором Юрий Нерсесов рассказывал как про зоофила, едва не убившего пингвина в Ленинградском зоопарке? Эта история попала на страницы романа Черкасова-Окунева. Еврейский сюжет, который прекрасно характеризует обоих представителей инородческой журналистики региона.
Провокаторская сущность Юрия Нерсесова отвлекает от провокативного содержания книг Веры Камши.
Троцкист Юрий Нерсесов отвечает за Илью Эренбурга, приёмы и стиль которого следует рассматривать как «вечный двигатель» в графомании Веры Камши.
Вот в чём идеологическая первопричина Эренбурговской как бы легкости стиля в сценах с участием персонажа Серпьента Кулебрина.
Вопрос в том, как читать?

«Серпьент Кулебрин добрался до Мунта позже, чем собирался. Так уж вышло, что по дороге ему попались аж четыре бродячие труппы, причем в одной из них актер, игравший кровавого горбуна, попытался сварить суп из крапивы. Подобное кощунство нельзя было оставлять безнаказанным. Серпьент не успокоился, пока актеришку не побили пьяные возчики. Пусть знает, что есть вещи священные и неприкосновенные!» Вера Камша. «Хроники Арции 5-2»
«Потому и бросали чужих клириков в море вместе с ызаргами. Не за иную веру — за предательство того, чему клялись и чего требовали от других». Вера Камша. «Сердце Зверя. Книга 1. Правда стали, ложь зеркал»
Откуда это?
Я - единственный в мире человек, способный определить газетный первоисточник при чтении опусов Веры Камши.

Конторщик и его редакционные скелеты
Многое в мире Веры Камши напрямую связано с давними публикациями в газете «Новый Петербургъ».
24 сентября 1998 года на второй полосе была опубликована хамская заметка Юрия Нерсесова под хамским заголовком «Кривозащитники любят Иегову».

Член Московской хельсинской группы Якунин «попытался добиться запрета изданной Московской патриархией брошюры «10 вопросов навязчивому незнакомцу, или Пособие для тех, кто не хочет быть завербованным», направленной против иеговистов и подобных им сект.
Иск Якунин с треском продул.
Надеемся, что и на этот раз его друзьям не удастся добиться своего».
Не обращайте внимание на хазарскую привычку завершать предложение глаголом. А вот последняя фраза неуместна для информационной заметки, посвященной всего-навсего круглому столу на тему возрождения репрессий за религиозные убеждения в России!
Веротерпимость - основа любого общества.
Веротерпимость даёт возможность построения цивилизаций.
Но именно с веротерпимостью не намерен мириться троцкист Юрий Нерсесов.
В 1998 году еврей Юрий Нерсесов выступал в защиту мракобесной типографской продукции жителя США Александра Дворкина.
Время показало: угроза России исходит не от сект.
К примеру, все 1990-ые годы ЦэРэУшники в рясах рассказывали нам про страшных сектантов, которые в секты заманивают для сексуального насилия. Вау! Сейчас выяснилось, что вне сект сексом занимаются и над русским людом творят насилие все, кому не лень – от гастарбайтеров и до банкиров в чекистских погонах. Но дело сделано: пока нерсесовы всех мастей пугали обывателя сектами, увы, совсем другие социальные группы порядком поглумились над Россией. И вот тут хорошо бы вернуться к текстам 1990-х годов, чтобы разобраться со всем – с мотивацией автора, с нерусским языком и с кураторами проекта…
Я так и не понял, в чьих интересах? В интересах Московской патриархи? Или всё в интересах мирового троцкизма, не жалеющего денег на финансирование эпигонской школы Стругацких? Или обоих-трёх?
О духовном богатстве личности Юрия Нерсесова можно судить по обмену репликами (всего две реплики!) в дневнике «Книга жалоб светлой эльфийки» (~kulebrin).

«А если серьезно - вы хотели бы, чтобы в России произошла «оранжевая революция»?» - спросила -Elberet-.
На вопрос «Неужели вы тоже примыкаете к этим «оранжевым», которые несут гибель России?» Юрий Нерсесов ответил так:
«Я примыкаю исключительно к себе. Который раз повторяю: прежде чем чего-то вякать надо ознакомиться с темой».
И слукавил. Ибо, если заглянуть в биографию Юрия Нерсесова, то мы узнаем, что в конце 1980-х и к 1991 году он прибрёл репутацию «одного из пионеров "оранжевого движения" на территории СССР».

«Потому что за отсутствием великих идей в политике все (всё - А.Ю.) определяется исключительно экономическими интересами. Православную империю и всемирный Советский Союз у нас больше никто строить не собирается, значит - остается бизнес».
Юрий Нерсесов. Из статьи «Сказочные друзья Гитлереныша» в газете «Новости Петербурга» (2 июня 2009)
Значит, «остается бизнес» Веры Камши? Так что ли понимать реанимацию литературных игр советского литературного генерала Эренбурга?
Сегодня весь этот набор мракобесного троцкизма Юрий Нерсесов продвигает в беллетристике, в текстах Веры Камши.
Это скачок в карьере вечного революционера.
Но это топтание на месте, призванное удержать на месте российскую молодежь.
В 1995 году Юрий Михайлович Лихачёв (1945) был назначен директором Санкт-Петербургского завода механизированной переработки бытовых отходов (МПБО). Петербургский журналист Юрий Нерсесов не смог пройти мимо такого события, как вскоре воспоследовавшей попытки Юрия Лихачёва избраться в Законодательное Собрание Санкт-Петербурга. Дело в том, что ещё в 90-е годы Юрий Нерсесов стал одним из неофициальных лидеров так называемой «заказной журналистики».
Попытка Юрия Лихачёва была пресечена фельетоном Юрия Нерсесова «Особняк на диоксинах». Жаль, что ни одна поисковая система не выводит на текст фельетона «Особняк на диоксинах». Это один из классических образцов «заказной журналистики» второй половины 90-х годов. В финале газетной публикации автор удивляется тому, что ранее Юрий Лихачёв выиграл суд, когда
«вёл процесс... Валерий Юрьевич Тарасов! Тот самый, который уже полгода, постоянно перенося заседания, рассматривает иск Собчака к «Новому Петербургу», и мне грешному» (стр. 2).
Вот таким, «грешным» автором нескольких десятков «заказных» текстов Юрий Нерсесов ворвался в... русскоязычную фантастику. Автор пасквиля «Особняк на диоксинах» до сих пор уверен, что фантастика - это безопасная территория, на которой его, «грешного», не найдёт судия строгий. Я утверждаю, что Юрий Нерсесов в тусовке писателей и читателей фантастики – это террористический акт, достойный самого подробного разбора под рубрикой «Фэндомные бомбисты».
Подобно Катону в конце каждого выступления твердившего, что Карфаген должен быть разрушен, так и я буду повторять, что отечественная фантастика должна быть русифицирована!

Чичисбеи, или Заячья лапа в мышеловке (1999)

Фекальный ужас смерти у Стругацких. Фото с ресурса postnext.com за 2005 год

Заячья лапа в мышеловке (1999)

Об "очень простом" фашизме Стругацкого

"Такие уютные домики и милые улочки.
Трудно поверить, что здесь происходит что-то неладное".
"Не трудно".
Из кинофильма "Вся президентская рать"
(All The President's Men, 1976)

Фашизм (Fascism), которым переболело человечество в 1920-40-е годы, был перебором вариантов, направленных на попытки встроить различные группы населения в социальное государство. Неудача проекта Бенито Муссолини (Benito Mussolini, 1883-1945) должна была вызвать крах социального государства, впервые заявленного Бисмарком. Кто танцует на похоронах фашизма как формы корпоративного государства, тот не скрывает своей радости по поводу сегодняшней недееспособности как западноевропейской цивилизации в целом, так и русского мира в частности.

Идеология фашизма обеспечивает единство субъекта истории на основании противостояния представителям иноязычной среды как коллективному образу врага. Обостренное внимание к идеологии основано на том, что феномен фашизма имеет языковую природу. Философия человека-оператора полагает, что в основе фашизма лежит неспособность населения определенных территорий освоить языки пришельцев или побороть страх толпы перед иноязычием трудовых мигрантов индустриальной эпохи. Лидерами фашизма могут и становятся полиглоты (Муссолини говорил на 4 языках), но фашистская толпа требует языкового единства. Фашизм - языковая государственная корпоративность, когда в качестве одной из социальных машин (заводских цехов) востребована нации или группа, исторически объединенная языком. Иноязычие - угроза номер один для фашиста. Иноязычие - один из китов, на которых стоит фашистский дом.

Насилие представителей корпорации государственного языка против иноязычных лиц становится нормой при ситуации, непреодолимого разрыва в техническом и научном развитии между конфликтующими сторонами. В этом плане русскому языку, носители которого добровольно пошли на разгосударствление и демонтаж социального государства, не остается иной судьбы, как быть средством общения обитателей самого грязного концлагеря в Новом Средневековье. Ибо транснациональные корпорации и китайские инвесторы приходят в Россию не для вящей славы русского языка. Осовремененный вариант фашизма в Россию вносят на своих плечах иноязычные трудовые мигранты.

По-иному думает Борис Стругацкий.

Подобно вирусной инфекции фашистская ошибка Бориса Стругацкого растиражирована в Рунете из петербургской газеты "Невское время". Взглянуть на ахинею безосновательно забронзовевшего графомана с точки зрения новой методологии равнозначно вылечить кожную болезнь каленым железом.

Фашизм - это сложный феномен в истории и современности, возражает философия человека-оператора Борису Стругацкому, вынесшему простецкий тезис в заголовок своей политологической исповеди: "Фашизм - это очень просто: Эпидемиологическая памятка" (8 апреля 1995 года). Терминологические споры не более чем надводная часть широко и непредвзято обсуждаемой проблемы. Кроме расхождений в терминологии наблюдается разный подход к фашизму, явленному в исторических событиях и в известных персонах. Если Стругацкому фашизм видится упрощенным национализмом, то Кургиняну по ночам снится ведьма Рифеншталь с ее личностным посланием российскому человеку.

Методология интеллектуальной свободы обнаруживает очевидную ложь в дурацком определении (надо полагать, всегда желавшего исполнять "указы Президента") Бориса Стругацкого "сущность фашизма - диктатура нацистов". Далее предалагем посмотреть на опус Бориса Стругацкого "Фашизм - это очень просто" как на предисловие к одной из самых интересных литературных биографий истинного созидателя фашизма. Невозмутимый британец Джаспер Ридли в биографии Бенито Муссолини (1997), в русском переводе Е.Левиной выпущенной издательством "АСТ" в 1999 году в серии "Всемирная история в лицах", сообщает о 6-месячном сроке, в который иностранные евреи должны были покинуть Италию. Решение совета министров Италию от 1 сентября 1938 года "было направлено против тех 8 тысяч БЕЖЕНЦЕВ (А.Ю.), которые перебрались в Италию из Германии и Австрии после прихода к власти нацистов" (стр.352).

В 31 главе под названием "Расовые законы" Д.Ридли до такой степени не о чем писать, что биограф вынужден сосредоточиться на любовном романе "хорошенькой девушки" (стр.351) Петаччии с несправедливо обвиненном (стр.354) Муссолини. Для непонятливых читателей автор повторяется: "до 1938 года итальянский фашизм в отличие от националистических и антикоммунистических движений в других странах не был антисемитским, так как в Италии не было подобных настроений". Смотрите: "многие из римлян помогали евреям скрыться" (стр.420) и др. Кульминация антисемитизма в биографии родоначальника мирового фашизма (так!) озвучена Д.Ридли официальной цитатой про "враждебных иностранцев" (стр.420). А в целом "антиеврейская кампания сдерживалась Высшим фашистским советом (! - А.Ю.) из-за повсеместной в Италии симпатии к евреям" (стр.354). Через всю книгу Д.Ридли красной нитью проходит личность еврея Финци. Богача, который финансировал проекты Муссолини. Администратора, помогавшего вождю итальянской нации на министерском посту. Но гитлеровцами казненным как еврей-заложник. Тот самый "Финци, еврей, бывший в 1922 году членом первого правительства Муссолини и живший в последнее время в Риме" (стр.427).

Историческая ложь Бориса Стругацкого выражается в форме мракобесия, когда антифашист с берегов Невы сноровисто закладывает основы Нового Средневековья не мастерком строителя тюремной стены, но цветастыми фразами вроде следующей: "Демократ, да, может быть в какой-то степени националистом, но он, по определению, враг всякой и всяческой диктатуры, а поэтому фашистом быть просто не умеет". На самом деле, учредительное собрание "Фашио ди комбатименто" состоялось 23 марта 1919 года, новую идеологию закрепив в программе с пунктом относительно права голоса для всех, включая женщин. По этому поводу мудрый Д.Ридли грустно признавал: "в большинстве стран Европы и мира женщины этого права были лишены" (стр. 112).

Зарабатывая деньги усидчивым переписыванием англоязычных фантастов, Борис Стругацкий не удосужился прочитать хотя бы "Доктрину фашизма" Муссолини, где итальянским языком сказано: "Государство является гарантией внешней и внутренней безопасности, но оно также есть хранитель и блюститель народного духа, веками выработанного в языке, обычаях, вере". Борис Стругацкий - дилетант в вопросах фашизма, но большой дока в таком деле как запутывание читателя, не имеющего своего жизненного опыта. Какие предварительные выводы можно сделать из знакомства с данным текстом? Стругацкие всегда осознавали себя мало защищенными личностями, живущими в окружении нечистоплотных врагов, способных самоорганизовываться по каким-то пришлым людям непонятным традициям "блохастого стада бесхвостых обезьян" (конец цитаты). Да, человек-оператор, это про нас с тобой дочиста выговорились борисы натановичи.

Эстетика ошибки обращает внимание на озабоченность маститого антифашиста неким ему одному привидевшимся "упадком мирной экономики". Это где 70-летний борец с половыми признаками тоталитаризма разглядел морщинку мирной экономики? На танковой кольчуге СССР с его "сломанным мечом" космической сверхдержавы? Это что ли читатели "Парня из преисподней" в заводских цехах допоздна созидали мирную экономику, обреченную на упадок в перестроечные времена "Хромой судьбы" и "Отягощенных злом"? Или у известной в мире торговки оружием и донельзя либерализовавшейся современной России в подоле обнаружен столь дивный рудимент военно-промышленного комплекса? Приведенных цитат достаточно для того, чтобы понять, что такие люди как Стругацкие всегда живут в удобном для них и крайне комфортном безвременье. А в каком пространстве?

Теория отсутствующего элемента обозначает пространственное положение Бориса Стругацкого вовне России. Ибо сказано: "доморощенным" антисемитизма "мы не видим в упор, когда он на глазах у нас разрастается в теле страны, словно тихая злокачественная опухоль". Санитарный автор "Эпидемиологической памятки" (конец цитаты) стоит и с врачебным равнодушием наблюдает за пагубными изменениями тела России. Почему наблюдатель чист? Потому что он никогда не осознавал себя русским, а всегда был не против сказать доброе слово про государство Израиль. Семиты и израилофилы Стругацкие - отсутствующий элемент русского мира и русской цивилизации. В истерзанной инородцами постсоветской России брутальный и дураковатый антифашизм Бориса Стругацкого столь же уместен как заячья лапа в мышеловке.

Графоманская деятельность братьев Стругацких всегда имела вектор в сторону культурологического сатанизма, была литературным романтизмом с демоническим оттенком. Дьяволизм - ключевой образ болезненного сознания чужих особей в чужой стране. Поэтому не стоит удивляться, как в контексте размышлений "Фашизм - это очень просто" закономерно и законообразно появляется "дьявольски сложное" научное определение фашизма, "лихорадочно" (?) якобы в будущем сформулированное Академией Наук по "указу Президента". В переводе на русский язык получается: "Люцифер потребовал от академиков собственной "точной, всеобъемлющей, на все случаи жизни" (конец цитаты) идентификации! Без кремлевских комментариев.

Дьяволу - власть, человеку - нечистоты, полагает автор философских раздумий "Фашизм - это очень просто". Нет, не следует навязывать современному человеку представление о том, что он представляет из себя еще более грязное существо, чем ему об этом говорит сбивчивый хор бюрократствующих человеконенавистников. Обвинениям братьям Стругацким в причастности к поэтизации тайной полиции логика угроз находит подтверждение в словах известного со времен СССР "санитара и эпидемиолога" Бориса Стругацкого: "И тот, кто уже заразился, зачастую не замечает, что он болен и заразен". Не знаешь, по какому поводу испытывать очередной приступ брезгливости: из-за сугубо семитских представлений о ритуальной чистоте как начале любого расизма или из-за словесных нечистот ("уже"), традиционных для лидеров типографского рынка распавшейся в 1991 году страны. Далее по тексту встречается "поганый" фашизм, который определяется "доморощенным". В российском дому вырос "поганый" фашизм? В переводе на русский язык получается: "Россия - дом фашистов". Так с лингвистической точки зрения, а что подсказывает сердце? Текст написан кем-то, не простившим человечеству антисемитизма.

Весь мир знает о том, что Муссолини создал корпоративное государство, внутри которого обывателю жить было не менее комфортно, чем сегодня в условиях "шведского коммунизма". И только один Стругацкий несет ахинею, когда "открывает" "важнейший признак фашистской идеологии - деление людей на "наших и ненаших". Если вдруг когда-нибудь из тактических соображений возникнет необходимость операторскому движению искать компромиссное определение совместно с таким бешеным обывателем как Борис Стругацкий, то остановимся на: фашизм - диктатура государственного языка, подтверждение чему мы и видим на примере гонений русского меньшинства со стороны властей Латвии.

Натановичи всех мастей (стругацкие, боровые и пр.) - это мыльные пузыри, которые надувают сами себя.

Дураком и невеждой Борис Стругацкий выставляет себя по вполне объективным причинам. Источником российского фашизма, в его специфическом определении Бориса Стругацкого, могли бы стать православная церковь и спецслужбы. С последними Стругацкие всегда умели ладить в обмен на осознанное снижение интеллектуальной планки. Что касается фашизации РПЦ с ее хоругвеносцами и православными байкерами, то деляческие интересы не приведут к конфликту Стругацкого, его родственников и редакторов с платежеспособной массой оболваненных потребителей вульгарной книжной продукции постсоветской НФ.

Почему философия человека-оператора и логика угроз усматривают фашистский потенциал в православной церкви? С точки зрения языковой теории фашизма службы в РПЦ ведутся на старославянском языке, непонятном для большинства прихожан и жителей близлежащей местности. Более того, священным писанием РПЦ остается иноязычные Заветы, с которыми для профессиональной работы требуется знание сразу нескольких мертвых языков. Наряду с фундаментальным иноязычием РПЦ обладает всеми формальными признаками жестко структурированной диктаторской иерархии, а по сути - жреческой касты. Будучи кастой РПЦ может договориться с любыми спецслужбами, но плодотворный контакт иноязычной касты с большинством населения России представляется не просто затруднительным, но практически невозможным. Может быть, РПЦ выполняет какие-то функции коллективного психотерапевта для малообразованных и не самостоятельно думающих людей, но потенциальная угроза православия значительно недооценивается современным обществом. Настораживает закрытость хозяйственной деятельности РПЦ, всегда готовой по особым договоренностям с фискальными структурами, наживаться на перепродаже всего, что находится в товарообороте. Более того, являясь крупнейшим собственником земли в России, для экономики мусора РПЦ остается пережитком феодализма. Если Россия снова опрокинется в феодализм, то, безусловно, не без закулисных интриг и демагогии залегендированных офицеров в рясах.

Тем, кто бездумно становится на огневую линию гражданской позиции Бориса Стругацкого не мешало бы перечитать мировую демократическую прессу 1920-х годов о житейских историях в России: "сгоняли аристократок и девушек из богатых семей среднего класса в церкви, где их насиловали евреи-большевики" (стр.177). "Итальянские фашисты, германские нацисты, испанские фалангисты, советские коммунисты - все приобретали звериное обличье", - составляет список Ефим Клейнер в плохой рецензии на книгу Д.Ридли. То есть, надо понять, что еврей во главе пирамиды насилия мало чем отличался от немца в сапогах или итальянца в рубашке без воротника. Но не так прост Борис Стругацкий, сумевший одновременно в заочной форме оппонировать Д.Ридли и своему соплеменнику Е.Клейнеру: "Возможно государство, опирающееся на национальную идею, - скажем, Израиль, - но если отсутствует диктатура ("железная рука", подавление демократических свобод, всевластье тайной полиции) - это уже (второе "уже" в нашем умеренном цитировании вроде бы советского беллетриста! - А.Ю.) не фашизм". За всю свою текстовую деятельность Стругацкий не сделал более удачного хода, чем крайне уместное упоминание Израиля в очерке об "очень простых" вещах.

Дело не в том, что фашистские ошибки и антифашистская ложь Бориса Стругацкого сводят на нет пафосные усилия одноименного публициста. Ознакомившись с нагромождением нелепиц, отследив лабиринты путаного сознания Бориса Стругацкого читатель вправе задаться вопросом, а не были ли неразбериха и антинаучность структурообразующими элементами писательской деятельности братьев Стругацких?

Этическая проблема этого бездарного и вздорного текста в том, что Борис Стругацкий саморазоблачается до своей телесной оболочки обывателя. С позиции обывателя фашизм не более чем человеконенавистничество с идеологическим обоснованием. Обесценивание личности по корпоративному признаку - другая раса, другая национальность, другая профессия, другая армия или другая страна.

Но главное – другой язык.

История не знает фашизма двух видов - без лидера и при чужом языке. Теоретически возможна диктатура одной языковой группы, которая после прихода к власти, способна будет заставить перейти местное население на новый для нее язык (имперский язык). Например, на язык китайской армии. Но возможен ли эсперантствующий фашизм, так сказать, эсперанто-фашизм? Обывателю такой вопрос не приходит в голову. Но с точки зрения философии человека-оператора после многолетнего торжества корпоративного фашизма a la Муссолини (до начала военных неурядиц с немцами) можно прогнозировать политические успехи если не эсперантствующих фашистов, то приведения человечества к единству нового искусственного языка. Например, разработанного в ходе диалога с искусственным интеллектом.

Торжествующий обыватель Борис Стругацкий не удосужился вооружить своих читателей методологией, способной объяснить киберфашизм. Логика угроз неоднократно заявляла, что "киберфашизм - государственность, основанная на диктатуре языков программирования". Поэтому наши рекомендации по выживанию русских в условиях, когда национальная идея и мобилизационный проект остаются отсутствующим элементом заключаются в следующем: изучайте языки! Кроме английского языка в средней школе и в вузах следует вводить обязательное преподавание тех языков, на которых разговаривают выходцы из Китая, Индии и исламского Востока. Наряду с практическим курсом речи солдата из чужих армий следует знакомить русских детей с языками программирования. Далее остается сделать последний языковедческий прогноз. Какой? В XXI веке проявления фашизма будут связаны с искусственными языками. Многоязычие – единственная национальная идея и единственный мобилизационный проект для русских детей.

Фекальный ужас

"Я отхлебнул пива и стал размышлять о том, что
ничего на свете придумывать нельзя.
Придумано уже все".
Из повести Стругацких "Хромая судьба"

Фекальный ужас смерти Стругацких

Стругацкие – брэнд фекальной беллетристики.

При встрече с теми людьми, которые еще со времени моего проживания в казахстанском городе Кокчетаве знают о нашем с Усаниным программно непримиримом отношении к плагиаторскому "подвигу" братьев Стругацких, не избежать вопросов вроде: "Что со Стругацкими?" И снова приходится однотипно отвечать: "Тошнит". И это нормально, ибо такова реакция читательского организма на плагиат и графоманство. Правда, в условиях, когда в сетевую эпоху несетвых авторов продают наравне с горячими бутербродами, количество филологических позывов к литературоведческой тошноте увеличилось в два раза.

Беллетристика Стругацких - образец фекального некрофильства, новаторского фекального ужаса смерти. Еще раз повторюсь, что со всеми их клоунскими ужасами и взятыми напрокат у Ф.Дика кошмарами Стругацкие не представляют собой текстологического дракона, способного с литературоведом расправиться в каком-либо подземном контексте. Скорее, пошлая кривляющаяся Тень, из произведения в произведения проговаривающаяся в ключевых и нелепых фразах: "… страшный мартинсон у себя в нужнике за скелетами тайно гонит табуретовку…" Сатанинский товар лежит не столько на поверхности, сколько под непрерывно шевелящимся ковром из слов-паразитов, всегда готовый к исключительно одноразовому употреблению. Посмотрим-почитаем.

Куда ведет лестница Стругацких?

"Ну, скажем, падший ангел.
Он оказался здесь, внизу…"
Из повести Стругацких "Хромая судьба"

В плохой прозе ничто не раздражает более зацикленности бездарного автора на повторах. "Голова-ноги, голова-ноги!" Стругацкие, Хромая судьба. "… снова и снова проклиная…" Стругацкие, Хромая судьба. Откуда бы такая текстовая идиосинкразия у маститых авторов? Ответ дается автобиографический: после коммерческого успеха ранних вещи авторы пребывали в сомнамбулическом состоянии, "когда даже явная глупость, произнесенная тобой, великодушно пропускается мимо ушей..." Стругацкие, Хромая судьба. Нет, отныне мы не намерены "великодушно пропускается мимо" глаз текстологические особенности фекальной беллетристики.

Всегда завершаются катастрофой традиционные для Стругацких попытки скрыть свои бездарные стилистические приемы за некоей разговорностью и желанием передать реальную речь современника: "- Ну, хорошо, хорошо, - произнес я как можно спокойнее. - Ну, чего ты дергаешься? Ну, какое мне дело до всего этого, сам подумай... Ну, не было, так не было".

Главный персонаж повести Стругацких "Хромая судьба" все время почему-то спускается вниз. На пути в свой личный ад он с ужасом думает о нижней части мира: "А сбегаю-ка я вниз, благо, все равно одет", "… и пошел спускаться по лестнице", "шагов двадцать скакал я на левом боку вниз по пересеченной местности", "но еще можно было сбежать вниз" и вплоть до такого мироощущения, когда окружающие "норовят столкнуть меня вниз". Любовница анти-героя "унизительно-сочувственно поглядывает на меня сверху вниз". Образ низа, образ жизни на низовом уровне так часто повторяется и настолько важен для авторов, что в свете навязанной издателями и авторами предисловий общей теории автобиографизма Стругацких, закономерно появляются разоблачительные фаллические иносказания: "А снизу вверх подпирало меня в спину чем-то твердым…"

Чудовищный эффект достигается тогда, когда своими словами-паразитами, как мухами, авторы обсиживают портрет классиков русской литературы: "Михаил Булгаков. Я некоторое время рассматривал коричневый (встреча с фекальной беллетристикой ждет читателя там, где он к этому оказывается не готов – А.Ю.) корешок, уже (1 - А.Ю.) помятый, уже (2 - А.Ю.) облупившийся местами, а внизу вон какая-то заусеница образовалась..." Как это прочитывается в обозначенном нами контексте? Всегда ощущавшие себя "дьяволами среди людей" (смотри цитату-эпиграф), в табели российской словесности о рангах клеветники Стругацкие определяют Булгакова ниже своего положения, всегда спускавшихся только вниз! Мы, автобиографические персонажи и авторы Стругацкие, все эти годы спускались вниз, но, в их беллетристическом понимании, Булгаков-внизу!

И это не самое страшное. Парадокс Стругацких состоит в том, что фекальные слова-паразиты мешают развитию художественной темы сатанинского низа и препятствуют восприятию идеологии фекальной беллетристики. К своему низовому состоянию не без удовольствия авторы сноровисто стаскивают, конечно, ничего не подозревающих доверчивых читателей: "… когда выступление уже (куда мы без слов-паразитов! – А.Ю.) позади, нравится мне стоять внизу, в зале, в окружении истинных поклонников и ценителей…" Там бы и оставались, братья Стругацкие, но кто вас, падших ангелов плагиаторской планеты и романтиков фекального ужаса смерти, успел определить в классики? Трудно поверить, но по-карфагенски дворцово-помпезную фразу, призванную самовольно подытожить свое литераторское величие, графоманы составили из двух "уже" и одного "даже". В итоге снова видим плагиаторский организм, в ходе своего судорожно активного поведения выделяющий особо пахнущие смертью текстовые фекалии - "уже", "даже" и "однако". Запах энтропии проникает из-под обложки всех 27 книг.

Фекальная беллетристика Стругацких – это карнавал плагиаторов, скрывающих вторичность идей, образов и сюжетных линий за словами-паразитами. Стругацкие напоминают ходячие степлеры, соединяющие листы из рукописей англоязычных авторов с помощью неуместно железных скрепок. Это толстокожие и самодовольные дикобразы, кормящиеся скороспелыми плодами плагиаторского дерева, выросшего под "железным занавесом" и привыкшие к безнравственному функционированию бессовестного организма, "когда не страшно совершить ложный шаг" ("Хромая судьба"). Если кто не знакомы с карнавальной теорией филолога Михаила Бахтина, сегодня есть и иные методологические формы переоценки Стругацких. Молодое поколение должно воспринимать творчество Стругацкие подтверждением "вирусной" теории, развернутой Нилом Стефенсоном во второй половине гениального сетевого романа "Лавина".

Тема де-сакрального низа, горячечные повторы и слова-паразиты как доминанта стиля у Стругацких прочитываются близнецами: "Не стал я ему ни в чем признаваться, повернулся к нему спиною и пошел себе вниз по лестнице. А подумал я (уж который раз) ("уже" в который раз? - А.Ю.)…"

Болтовня о смерти

К определенным архитектоническим достоинствам повести Стругацких "Хромая судьба" следует отнести некую последовательность в развитии главной темы: "… там, у лифта, костя, УЖаснувшись смерти, и в самом деле сболтнул мне что-то неполоЖЕнное..."

Вроде бы, по правилам читательской культуры, полагается испытать некое подобие сочувствия анти-герою, но Стругацкие всегда Стругацкие: "… и изливается сейчас наруЖУ переЖИтый уЖАс смерти, и я совсем УЖе было вознамерился…" Для глагола "изливается" в фекальной беллетристике литературоведческие и семиотические комментарии не нужны. Но "ужас смерти уже" – это ключевая тема некрофильства, поданная в литературном гробу, гробовщиками русской словесности мастеровито сколоченном из слов-паразитов. Текстологическая проблема связана с тем, что Стругацкие правильно подключаются и паразитируют на романтических традициях "ужаса смерти", но исключительно в пределах массовой культуры. Потому что взыскательного читателя, владеющего навыками вдумчивого чтения, нельзя напугать "ужасом смерти уже". Текстологический феномен (стиль и идеология как постоянная беллетристическая тема) "ужас смерти уже" воспроизведен Лукьяненко, Перумовым и прочими уже-учениками Стругацких. Когда у тебя есть диплом "учителя русской литературы", то после анализа Стругацких появляется подозрение, а подсознательно не ценят ли заядлые стругацкоманы за "ужас смерти уже". Более того, фактологическое подтверждение фекального ужаса смерти у Стругацкие низводит данных авторов до плагиаторов, усидчиво в диалоговой форме переписавших общие тетради студента-проктолога.

Ужасающийся читатель, уже ужаленный в мозг

От прочей макулатуры советских времен беллетристика Стругацких отличается тем, что производит неизгладимое впечатление текста, не вычитанного редактором. Нет, не судьба хромает, а стиль. Примеры из повести Стругацких "Хромая судьба": "Да что же (1 - А.Ю.) это они сделали с ним? " - С ужа-(же-жа - А.Ю.)-сом подумал я. Впрочем, тут же (2 - А.Ю.) выяснилось, что они ничего с ним не делали, просто вчера, возвращаясь с собрания, увлекшись спором с председателем тутошнего месткома, петенька скоробогатов, ойло наше союзное, промахнулся на ступеньках и сверзился по винтовой лестнице с третьего этажа (же-жа - А.Ю.) на первый".

Литературоведческое наблюдение имеет смысл при взгляде на повесть "Хромая судьба" как текст, перегруженный жалящим читательский мозг словом "ужас": "…под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме…" Стругацкие, Хромая судьба. "Как же (1 - А.Ю.) он его назвал? (же-жа - А.Ю.) Ужасно неуклюже (же-жа - А.Ю.), помнится..." Стругацкие, Хромая судьба "Я спускался по лестнице, когда меня поразила ужасная мысль…" Стругацкие, Хромая судьба. Иных эпитетов для слова "мысль" у фекальных беллетристов не находится.

"Увидев меня, костя ЖИво вскочил и так рьяно ко мне бросился, что я было УЖАСнулся: УЖ не хочет ли он меня обнять. Однако (где "уже", там поблизости и слово-паразит "однако", Жаль, что редактора не было - А.Ю.) он ограничился поЖАтием и сердечным трясением руки моей. Он поЖИмал и тряс…" и т.д. и т.п. Если читатель заинтригован оборотом исследователя "и т.д. и т.п.", то вынужден огорчительно пояснить, что далее следует тошнотворные описания: "Он рассказывал мне, как его сначала рвало, а потом несло, как ему промывали сначала желудок… " и т.д. и т.п. То есть, невычитанная беллетристика пропагандирует фекальные ценности тотального физиологизма. Ибо "все время хотелось сплюнуть".

Тошнотворная пустота

"Мне вдруг стало тошно".
Из повести Стругацких "Хромая судьба"

Здесь отметим элемент кокетства и неистребимого позерства Стругацких. При огромном количестве описаний тошноты своих анти-лирических анти-героев авторы считают возможным написать "вдруг". В контексте всего творчества Стругацкие "вдруг" - это не более чем формальный повод дать изможденному читателю еще одно очередное описание физиологического состояния анти-героев. Ибо физиологизм Стругацких - это идеология анти-интеллекта. С одной стороны, тошнота не более чем маркетинговый трюк беллетристов, скрывающих от читателя пустоту персонажа, его тотальную бездушие. С другой стороны, тошнота - элемент того самого автобиографизма, который почему-то умиляет читателей старой советской закалки. Чему тут умиляться? Тошнота - состояние плагиаторов, лишенных совести и прочих атрибутов человеческого существа.

"Нет, дело было гораздо хуже: я испытывал что-то вроде мозговой тошноты". Стругацкие, Хромая судьба. Спору нет, состояние "мозговой тошноты" типично для читателей фекальной беллетристики. Нет такого писателя, который не смог бы убедительно пожаловаться в автобиографической беллетристике. Но Стругацким с их повестью "Хромая судьба" далеко до "Дневников" Ю.Нагибина. В этом смысле, Стругацкие снова вторичны и снова проиграли соревнование с первоисточником реальности.

Если бы авторы об этом не написали, мы бы этого не сказали, но у Стругацких адов низ всегда имеет национальную природу:

"И детские голоса внизу закричали:

- Иська! Кацман!"

Никому ни в какие времена не запрещалось "рубить капусту", но как после Достоевского можно было заработать репутацию вроде бы писательских "классиков" при мировоззренческом размещении русских детей внизу тошнотворной, заживо гниющей и мертвой беллетристической Вселенной?

Близкая страна тошноты

"Знаешь, под "роспись фекальными фресками"...
можно ведь отнести и некоторые книги Стругацких....
И ведь относили, изобличали и клеймили...
Стоит ли уподобляться подобным критикам?"
Из сетевой переписки Yuri Zubakin-а
с Alexander Gromov-ым, 10.09.99

Если кому-то из оппонентов может показаться, что подбор большинства цитат связан с произведениями позднего периода (1970-1990), то и беглого взгляда на ранние вещи достаточно для определения в тексте сатанинских классов и подклассов, бесовских тем и подтем, чертовых образов и деталей.

Гниение в повести Стругацких "Страна багровых туч" (1959, испр. в 1967): "И только теперь Быков ощутил резкий, неприятный запах, похожий на смрад от гниющих фруктов. В горле у него запершило. Юрковский шумно потянул носом, фыркнул и чихнул. - Откуда эта вонища? - проговорил он, оглядываясь".

Под дьявольскими тучами

"Вот дьявол!" –
изумленно сказал Юрковский".
Из повести Стругацких
"Страна багровых туч"

Внизу для Юрковского. "Юрковский поднялся и первым пошел вниз". "Юрковский стоял в стороне, посвистывая, поглядывая то вниз, то в сторону транспортера". Нет оснований делать какие-либо выводы.

Внизу для Быкова. "Быков, красный, потный и взволнованный, висел в воздухе вниз головой над креслом". "Кстати, где ваш багаж? - Внизу, в гардеробной". Быков приказывают: "- Спускайся вниз, Алексей..." Быкову объясняют: "... на случай, если ты сверзишься откуда-нибудь вниз макушкой". "Странное зрелище представилось Алексею, когда он взглянул вниз". "Внизу хлопнула дверь..." Быкову "навстречу, направляясь вниз, двигался веселый поток молодежи".

Но всего этого авторам кажется мало, они начинают делать лексические повторы со столь важной для них ориентацией на низовую часть мира: "Мальчик" сначала медленно, затем все быстрее и быстрее устремился вниз по склону. Внизу он вздыбился..."

С одной стороны, за скобками данного исследования следует оставить ничего не значащие сциентистские арабески вроде "потока голых тритонов, ядер сверхтяжелого водорода, который... выбрасывается вниз...".

Но идеологическая тема падшего ангела важна при многозначительном обыгрывании падения: "Однако все на свете имеет конец…. качели, вместо того чтобы начать новый подъем, стремительно ухнули вниз, в бездонную пропасть" или: "Надо успеть..." - подумал он и рухнул лицом вниз в черную пропасть..."

"Для этого Ермаков и Михаил Антонович еще на Земле рассчитали какую-то "дьявольскую кривую"…"

Если ранее забюрокраченные персонажи Стругацких воспринимались коммунистическими космонавтами и отважными покорителями звездных глубин, то сейчас, в сетевом XXI веке, становится ясно, что под видом романтики космонавтики авторы последовательно и планомерно описывали технологические подробности погружения под дьявольские тучи, в дантов ад. Там, где атеистическому читателю почему-то привиделись звездолеты и путешествия в иные миры, авторы экипировали своего анти-героя для броска в пасть Князю темного мира. Подтверждается ли наше предположение? Есть ли в тексте смысловые оговорки атеистов коммунистического завтра, выявляющие содержание снов и запретных мыслей?

Дауге: "Вечор - ты помнишь? - вьюга злилась... а сейчас уже семь часов и внизу тебя ждет машина".

Быков: "Не... Что? Ах, дьявол!"

Дьявол – повелитель тех экзотических мест, куда беспомощный персонаж плагиаторов (снова не удержались от того, чтобы привести чужое без кавычек!) Стругацких прибывает со сложной и ненадежной техникой.

Дауге: "Что с тобой? - встревоженно спросил Дауге".

Юрковский: "Дьявольщина!"

Тошнота тошнот

"Наступила мертвая тишина. На мгновение Быков почувствовал тошноту и слабость". Стругацкие, Страна багровых туч

"Чай показался до тошноты приторным. "Это все нервы, - сказал он себе. - Нервы и старость". До сих пор он не знал, что такое нервы". Стругацкие, Страна багровых туч

"... и дальше чувства легкой тошноты мои страдания не пошли". Стругацкие, Страна багровых туч

"Поч-чему?" - с трудом спросил Быков, думая о том, испытывают ли и другие тошноту и головокружение". Стругацкие, Страна багровых туч

"Все это мелькало в его мозгу сквозь желто-зеленый туман, между обмороками и приступами тошноты". Стругацкие, Страна багровых туч

"- Скорей бы уж! - сказал он" И сходным образом думает читатель, оскорбленный в своих лучших чувствах потребителя "космических опер", а не оккультных трактатов.

Физиологически навязчивые описания состояния тошноты и головокружения у Стругацких следует расценивать свидетельством опасной близости Дьявола к недогадливому человеку. Практически любое произведение Стругацких можно переписать заново, следуя из просматриваемого "второго сюжета", который, по нашей литературоведческой теории заговора, всегда присутствовал в фекальной беллетристике как главная тема родственной близости "парня из преисподней" титаноподобному "Дьяволу среди людей".

Источник: газета "Пророчества и сенсации"
Автор: Анатолий Юркин
Рубрика: статья
Дата: май 2005г.

Основы сетевого литературоведения

Об антисанитарной беллетристике

Последние комментарии
к сетевому пониманию Стругацких

"Говно народ".
Стругацкие, Град обреченный

"Изя хихикнул".
Стругацкие, Град обреченный

Теорема Анатолия Юркина гласит: беллетристика Стругацких не выдерживает самого поверхностного текстологического анализа, а поэтому любая попытка провести текстологический анализ будет сопровождаться выдвижением тезиса о необходимости переоценки данных авторов вплоть до позиционирования их как очевидной угрозы для молодежной читательской аудитории. Беллетристика Стругацких обладает антисанитарной нечистотой, которую на протяжении нескольких десятилетий популярные авторы сознательно и последовательно загружали-вкладывали в головы читателей с какими-то, ими самими не декларируемыми целями.

1. Тошнота у Стругацких - типичное состояние персонажа.

"- Не знаю, - мрачно сказал Андрей. - Наверное, его от тебя затошнило..." Стругацкие, Град обреченный

"Все. Ощущая противный тошный холодок внутри, Андрей прошелся по кабинету, гася лишний свет". Стругацкие. Град обреченный

"Скопческое лицо ощерилось, показывая редкие дурные зубы, маленький человек присел, и Андрей ощутил жестокую боль в животе, словно у него лопнули внутренности, и сквозь тошную муть в глазах увидел вдруг навощенный пол... Бежать, бежать..." Стругацкие, Град обреченный

"Покрытый потом от боли и подступающей тошноты" Стругацкие, Град обреченный

"Словно ничего вообще не происходило за последние тошные месяцы. Он даже казался еще более готовым к драке, чем обычно". Стругацкие, Град обреченный

"Людям становится тошно и скучно". Стругацкие, Град обреченный

"... сидел в коридоре на сундуке, чувствуя слабость и тошноту внутри.... А еще через несколько дней в его комнатушке появился сладковатый тошнотный запах, такой же, как здесь..." Стругацкие, Град обреченный

"В лицо пахнуло жаром не успевшей остыть улицы, едкой гарью выхлопов, тошной вонью разогретого масла". Стругацкие, Град обреченный

"... и нельзя сказать, что это было страшно, скорее тошно..." Стругацкие, Град обреченный

"Изя уже поднялся с колен, и, подойдя, Андрей сразу понял -- почему: от трупа в голубой сарже невыносимо тянуло сладким и тошным". Стругацкие, Град обреченный

"Вам было скучно от Уэллса, вам было от него тошно..." Стругацкие, Град обреченный

"Из черной спекшейся кучи на волокуше торчали чьи-то горелые ноги, и тянуло том самым вкусным запахом, от которого теперь тошнило". Стругацкие, Град обреченный

Законы текстологии таковы, что, проведя столь беглый анализ, мы имеем право объяснить литературному персонажу то, чего он самостоятельно понять бы не смог в силу своеволия авторов: Андрей, источником твоей болезненной тошноты служит близость, манера поведения и слова Изи!

"В вас только что вбили понимание, и вам от него тошно..." Стругацкие, Град обреченный

"Ты вот не можешь говно есть -- тошнит, а ему тошно было сидеть царьком в занюханной своей Итаке". Стругацкие, Град обреченный

Финальные строки повести "Град обреченный" содержат тошноту и фекалии в оной строчке, что, право, избавляет текстолога от необходимости выдвигать отдельный литературоведческий тезис о фекальном мировоззрении Стругацких и фекалиях как ключевом образе их каннибалистской (людоедской) беллетристики.

2. Гниение у Стругацкие - это типичное состояние окружающего мира. Вселенский бесконечный процесс, свойственный как живым людям, так и окружающей среде.

"... усаженных сгнившими срубами без крыш..." Стругацкие, Град обреченный

"... начистил ему зубы и пригрозил сгноить в авангарде". Стругацкие, Град обреченный

"Они тут в своих хоромах каменных живут, как гниют, белого света не видят... " Стругацкие, Град обреченный

Любопытно, что там, где беллетристы предпринимают неудачные попытки прорваться к художественности, у них нет иного образного багажа как, например: "По ночам в пропасти что-то светилось слабым зеленоватым светом, будто там, в бездне, что-то тихо гнило из века в век". Стругацкие, Град обреченный

3. Почему тошнота и гниение у Стругацких - типичное состояние персонажа? Потому что автобиографический анти-герой Стругацких с момента рождения пребывает в социальной роли "жука в муравейнике". Программное человеконенавистничество Стругацких имеет сугубо расовую природу. Страх еврейских мальчиков перед расовой непохожестью и физической силой представителей других национальностей. Объяснение тошноты можно найти в физиологическом неприятии чужеродным окружением беллетристов, не решившихся на эмиграцию в Израиль. Более того, когда "горелые ноги" инородца издают "тои самый вкусный запах" - это мотив каннибализма. У Стругацких и с автобиографическим человеконенавистничеством и с (неужели автобиографическим?) каннибализмом всегда все было в порядке, полный оккультный комплект сатанинского багажа.

"Скопческое лицо ощерилось..." Стругацкие, Град обреченный

"Одного вида Румера будет достаточно, его зверской волосатой хари с раздавленным носом... Андрей вдруг почувствовал холодок на спине". Стругацкие, Град обреченный

"Провалился бы ты, Фриц, со своей экспансией. Тоже мне - император всея говна..." Стругацкие, Град обреченный

"... бородатые люди, рассевшись прямо на мостовой, лениво ковырялись ложками в манерках и котелках. Все они были босы, и почти все разделись до пояса. Потные белые тела лоснились... Андрей вдруг обнаружил, что никого из них не узнает. Стадо незнакомых голых обезьян..." Стругацкие, Град обреченный

"... со следом пятиконечной звезды, могучие кирзовые сапоги-говнодавы -- только бородища, пожалуй, казалась здесь неуместной, не вписывалась в образ..." Стругацкие, Град обреченный

Показательный пример того, как певцы коммунистического будущего по-обывательски спели счеты обитателей ленинградских коммуналок с символами и людьми (!) Великой эпохи.

Для справки: у Стругацких в антисоветской повести "Град обреченный" фекальная тема имеет свое полноценное развитие с завязкой, кульминацией и развязкой: "... а потом этот огромный грязный говнодав поставят на морду". Кульминация приходится на принципиальной важное мировоззренческое заявление: "Говно народ". Таким образом, уместно было бы говорить не о социальной роли "жука в муравейнике", а про особую породу жуков в помете.

В итоге закономерно появление чувства вины авторов за соучастие в развале СССР, которое они передали Андрею как анти-лирическому анти-герою, имеющего обыкновение по-байроновски и по-пушкински думать в следующей стилистике: "Трусите, гниды, мстительно подумал Андрей". С недогадливым читателям авторы делятся сокровенным чувством вины, когда пишут: "Что-то я сделал такое, что-то мы все сделали такое, что теперь здесь так будет всегда. Оно больше не сдвинется с места, оно навсегда останется здесь, оно будет гнить и разрушаться, как обыкновенный дряхлый дом, и (, - А.Ю.) в конце концов (, - А.Ю.) его разобьют чугунными бабами, мусор сожгут, а горелые кирпичи вывезут на свалку..."

Коллеги, когда кто-нибудь озадачиться составлением литературного портрета анти-лирического анти-героя Стругацких, то советую обратить внимание на его мстительную натуру: "… а Андрей, мстительно ухмыльнувшись…" и т.д.

"- Всякое говно здесь будет... - бормотал он". Стругацкие, Град обреченный

Панург, "напуганный мистическими фантазиями, принял в темном трюме кота за дьявола и от страха обделался. Таким образом, порожденное страхом мистическое видение обернулось обильными испражнениями". "Творчество Ф.Рабле...", М. Бахтин. Данная бахтинская трактовка эпизода из Рабле объясняет присущее Стругацким триединство "темнота, дьявол и фекалии". "Кал также нечто среднее между живым телом и телом мертвым..." "Творчество Ф.Рабле...", М. Бахтин.

4. Если программное человеконенавистничество Стругацких имеет сугубо расовую природу, то, что служит мотивацией выживания и социальной активности? Осознание расового превосходства и права на выживание без вопросов. Через все творчество Стругацких "красной нитью" проходит бытовой автобиографизм чудовищных обывателей, карнавальных пошляков и агрессивных самцов, ориентированных на физическое и интеллектуальное насилие над представителями иной расы и нации.

"Такого человека надо поставить на высокое место и водить к нему Хнойпеков и Мымр побатальонно, чтобы учились они, паразиты, понимать свое место". Стругацкие, Град обреченный

"И вот однажды в холостой компании мы и пристали к нему: давай выкладывай, что у тебя за извращенные вкусы, как тебе с этими б...ми ходить не тошно..." Стругацкие, Град обреченный

"... когда утром, закутанный до глаз, он спускался за водой по лестнице, залитой замерзшим дерьмом, держа за руку мать, которая волочила санки с привязанным ведром, этот, который кричал, лежал внизу возле клетки лифта, наверное, там же, где упал вчера, наверняка там же -- сам он встать не мог, ползти тоже, а выйти к нему так никто и не вышел..." Стругацкие, Град обреченный

Это место, наверняка, написал Б.Н., по личным впечатлениям от поведения голодных русских советских людей, умиравших от истощения и болезней на лестничных площадках тех лиц, которые вполне сносно пережили изоляцию (не голод) благодаря некоторым особенностям своего социального статуса (смотрите шокирующие документальные свидетельства о блокаде в разоблачительных публикациях газеты "Новый Петербургъ").

"-- Боже мой... -- проговорил Изя, поворачивая к Андрею залитое потом помертвевшее лицо. -- Они же его убили, подонки... Они же все вместе его одного не стоят..." Стругацкие, Град обреченный

Обратите внимание на исчерпывающе разоблачительную формулировку, противоречащую всей художественной и этической традиции русской литературы. После слезы ребенка у Достоевского, человеконенавистники Стругацкие умудрились поставить вопрос о существовании таких индивидуумов, которые "все вместе (квартал, город, страна, нация, раса - А.Ю.) его одного не стоят". С текстологической точки зрения, читатель столкнулся с типичной для Стругацких темой некрофильства: этот мертвый в его мертвом состоянии нам с тобой дороже всех остальных живущих и т.п.

"Так куда же ты, говно, лезешь с ним равняться?" Стругацкие, Град обреченный

"... так что же я -- говно теперь?.." Стругацкие, Град обреченный

5. Информационно пустые повторы и вульгаризмы как доминанта текстовой энтропии составляют текстовой каркас человеконенавистнической беллетристики Стругацких

"Полицейский нехорошо прищурился, посвистел и сказал: -- Учителей то, учителей!.. Куда ни харкни -- везде учителя. Мусор уже возит, а все учит" Стругацкие. Град обреченный

6. У Стругацких много пустых слов? Да. Зачем они авторам 27 книг? Тексты Стругацких насыщены словами-паразитами и словами, и вроде бы не выполняющими вообще никаких функций. На самом деле, слова-паразиты помогают неподготовленному читателю, читателя без филологического образования и вне семиотики, освоиться в мире физиологического безобразия. У Стругацких слова-паразиты выполняют функцию фонового шума, отвлекающего внимание от закодированного сигнала человеконенавистничества оккультных авторов. Вместе с тем ради справедливости следует признать, что по количеству "однако", "даже" и "уже" поздние ученики Стругацких (например, Ник Перумов, чьи опусы изначально пребывают вне какого-либо научного текстологического анализа) превосходят учителей.

"Бежать, бежать..." Стругацкие, Град обреченный "Ривьера, Ривьера!" Стругацкие, "Песчаная горячка" "... когда Андрей открыл глаза, было уже темно". Стругацкие, Град обреченный "Изя уже поднялся с колен..." Стругацкие, Град обреченный " Андрей обошел Изю и, больше уже (1 - А.Ю.) не прячась, не пригибаясь, зашагал наискосок через улицу к следующей раздутой кукле, над которой уже (2 - А.Ю.) сидел на корточках Немой". Стругацкие, Град обреченный "-- С какой там еще интеллигенцией... Тоже мне говна-пирога -- интеллигенция!.. " Стругацкие, Град обреченный

"Его уже тошнило ..." Стругацкие, Град обреченный

7. В итоге в тексте наблюдаются места, где все данные элементы соединяются в одной фразе. Назовем "ключами" и "прорывными" предложениями. Например, в русофобской повести "Град обреченный":

"Его уже тошнило от этого гнусного типа".

То есть, с точки зрения текстологии: "Его уже тошнило (Тошнота у Стругацких) от этого гнусного (Повторы и вульгаризмы: "этот" и есть по определению "гнусный", если он еще и - "тип", а не собеседник, личность и др.) типа (Страх перед другими)".

8. Вместо заключения. Вне пределов исследования остались такие темы как некрофильство и "сближение персонажей с животными и птицами" ("... Изя с каким-то карканьем оттолкнул его, бросился, отдавив ему ногу, через перекресток и упал рядом с трупом на колени" (Стругацкие, Град обреченный). Для характеристики творчества Стругацких кроме вышеприведенной теоремы в публичных дискуссиях еще можно пользоваться аксиомой Анатолия Юркина, подкрепляемой цитатами. В повести "Град обреченный" дважды повторяется "говно -- двигатель, -- сказал он". Аксиома Анатолия Юркина гласит: Стругацкие - ...нет, не могу, не такой я традиции, поэтому выскажусь эзоповым языком, - плохие авторы.

Цитаты из повести "Град обреченный", работать с которыми было просто физиологически неприятно (как и с эпиграфом), поэтому в текст не вошли:

"Интеллигентщина распротухлая, развел гнидник под черепушкой!.."

"Но рыба гниет с головы, господин советник, а ты развел у себя в канцелярии... ч-черт!.. "

"Ведь там трупы валяются, Кацман! Трупы!.. Они ведь тоже жить хотели, Кацман! А теперь просто вздулись и гниют!"

В свете всего подмеченного страшно подумать о том загробном мире, в котором пребывает А.Б.. Есть такой писательский предрассудок, о чем пишешь, то с тобой случается после смерти. Получается, что А.Б. мучают приступы …, а находится он между … и … среди ужасных запахов … Странно, насколько все эти образы не соответствуют традиционным представлениям о раскаленных адовых пещерах.

Источник: газета "Пророчества и сенсации"
Автор: Анатолий Юркин
Рубрика: Передовая статья
Дата: август 2005г.
Номер газеты: 750

Дьявольские бонусы
вельзевуловой беллетристики
осатаневших плагиаторов

"У него здесь задание?"
Журналист Каммерер обалдел.
"З-задание? Какое задание?.."
Из сценария Стругацких "Жук в муравейнике"

У меня на CD есть 91 файл Стругацких из библиотеки Мошкова. Кроме серфинга в Рунете текстологические исследования имею возможность проводить с начального файла с текстом "Белый конус Алаида". Результат: "Сорочинский спрыгнул", "была только боль, тошнота, как сейчас, и обида, что все кончится", "а лагерь оборудовать внизу" и две очень важные фразы с неявной темой богоборчества: "Ашмарин зажмурился и соскользнул вниз мимо докрасна раскаленного края купола" и "он упал лицом вниз и сейчас же перевернулся на спину. Купол падал прямо на него". Стругацкие, "Белый конус Алаида". Купол, падающий на персонажа, созданный в эстетике авторов, всегда симпатизировавших падшему ангелу – это какой-то бонус к моей теории.

Финальный файл из библиотеки Мошкова со сценарием трехсерийного фильма "Жук в муравейнике" дает показательные примеры гадостного физиологизма: "По-моему, все тайны в наше время и на нашей планете отдают какой-то гадостью. Наверное, Экселенц прав, когда орет на меня, чтобы я не совал носа дальше необходимого - ведь меня же и стошнит..." Я не понимаю, откуда и зачем тошнота в сценарии? Можно оценить подсказки сценаристов актерам и описания режиссерских ремарок, но что такое профессионализм сценаристов, озабоченных тошнотой как внутренним миром кинематографического вроде бы персонажа? Бедный Тарковский, сколь тяжелым была участь режиссера "Сталкера"! "Дьявольщина, в дверь звонят... Кто бы это мог быть?" Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике". Известно кто, он самый, кого помянешь на ночь при глупом читателе и зрителе. "Какого дьявола! - луч уперся в Экселенца". Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике". "Экселенц тоже осатанел". Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике".

С большим опозданием меня осенила идея кроме имеющихся в разработке слов (Дьявол, тошнота, гниение и др.) прогнать имеющиеся тексты (кроме повести "Отель "У Погибшего альпиниста", где Вельзевул - ключевое имя) на известный синоним Дьявола и Сатаны. Результат: "Клянусь тебе, самое маловероятное сцепление маловероятных совпадений казалось бы мне все-таки гораздо более правдоподобным, чем идиотское, бездарное предположение о какой-то там вельзевуловой программе, которую заложили в человеческий зародыш..." Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике". О таких мелочах как "демоны у Стругацких" вообще умолчу: "Они неслись огромными неслышными скачками, обтянутые черным, похожие на тени средневековых демонов". Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике". И еще не понял, зачем в сценариях злоупотребляют словом-паразитом "однако"? Смотри истинные сценаристские перлы вроде доходчиво образных фраз "Очень скоро выяснилось, однако, что на самом деле это…", "не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие вопросы" и т.п. Стругацкие, сценарий "Жук в муравейнике".

Авторский комментарий

Гниение, смерть и фекалии - это главные элементы в беллетристике (не прозе, не литературе) Стругацких.
"Открытие лекарства против СПИДа – три. Иначе мы просто рискуем сгнить заживо", - сказал Борис Стругацкий в интервью «Чудо – это ловкость рук либо ошибка эксперимента». http://eng.meeting.lv/guides/event.php?id=97UEf9358&lang=rus&curCountry=3
И я не понимаю, почему меня больше всего критикуют за этот физиологический подзаголовок. Это не я жестокосердый, это я просто внимательно читал данных авторов. Все абзацы написаны в стилистике обсуждаемых авторов.
Смотрите в "Беспокойстве": "Ты утонешь, а если не утонешь, тебя съедят, а если не съедят, то ты сгниешь заживо, а если не сгниешь заживо, то попадешь в переработку и растворишься" (глава 7). http://sf.coast.ru/abs/books/b07.htm
"Виконт, дружище, ты сгниешь заживо... выйди подышать чистым воздухом. О, этот воздух! Он прохладен, как дыхание холодильника! Ривьера, Ривьера! Не верите? Нюхните сами..." Из вещицы Стругацких "Песчаная горячка": http://lib.luksian.com/textsfnf/xussr_s/119/index.php
Кто-то видит в этом Литературу? Обывательские повторы. Физиологизм персонажей Зощенко. Тупость. Тупоумие. Пошлость. И тема безысходности. Кто это возьмется защищать? На каких этических основаниях? Популярность в СССР при КГБ? И такой текст мы предложим AI для знакомства с человечеством? Не понимаю.
" - А мы прилетели сюда, чтобы не дать вам сгнить заживо". Стругацкие. Стажеры. http://lib.web-malina.com/getbook.php?bid=4583&page=23
"Крайне ругательная статья про Стругацких"? Это не я ругался. Ругань и физиологизм обывателя - это стиль сатанинских беллетристов. Вот мои доводы. А Ваши?
"Только имейте в виду, что Великий Спрут - пусть он сгниет заживо! - ни за что не пришлет чудо-доктора на борт моей бригантины". Экспедиция в преисподнюю. http://fantbook.by.ru/baza4/fanrj025/00000056.shtm
"...потусторонние силы слегка пугают, помаленьку поучают..." «Полдень. XXI век» - журнал Б.Стругацкого http://www.proza.ru/texts/2004/06/11-154.html
Вы отдаете себе отчет в том, что (после Переслегина) каждый из Вас понимает идеологию живого гниения и "поучения потусторонних сил" Стругацких?
"Свинья жизни прожорлива и равнодушна". Борис Стругацкий: Свинья жизни прожорлива и равнодушна. http://kniga.md/index.php?page_type=one_news&id=1057277680&lang=
Дорогие мои нежные девушки и порывистые юноши! Романтики и первооткрыватели! Красавицы и влюбленные! Интелектуалы и герои! Вы по-прежнему ОШИБОЧНО усматриваете что-то общее между Вашей Жизнью и анти-этикой Стругацких?
"- Они гниют там заживо, - сказала мать Навы задумчиво, - они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте... А в общем-то, пусть идет, для разрыхления это только полезно. Сгниет - полезно. Растворится - тоже полезно... " Стругацкие, УЛИТКА НА СКЛОНЕ. http://slon.nsys.by/library/index.php3?p=15&action=readtext&id=289
Дорогие мои оппоненты, образумьтесь, пока не поздно. Узнайте Стругацких не по предисловиям в к их опасным аморальным книгам, написанным за гниющие деньги.

Уэллсовские плечи в блевотине
Текстологический портрет Б.Н.

"Литература - дерьмо".
Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

Когда у инфантильного стругацкомана возникнет потребность повзрослеть, с точки зрения читательской педагогики предлагаю ознакомиться с письмами Б.Стругацкого к Б.Штерну.

Я впервые столкнулся с проявлением чувства юмора у поисковика "Яндекса", когда он мне выдал такое сообщение: "Интернет как независимое киберпространство, живет своей жизнью. Утопия свободного общества с давней традицией воплотилась в киберутопию, которую породил Норберт Винер, предсказал Маршалл Маклюэн... Председатель жюри - Борис Стругацкий"...

"... герой остается жив, хотя через задний проход его уже проникли особые разумные существа, цивилизация коих имеет целью превратить все говно на свете в конфетку..." Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"Зато ощущается некая мораль, что тошнотворно". Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"Но повесть эта нам так осточертела, до того нам ее было тошно писать..." Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"А? Вот тошнота-то!" Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"Кое-где Вы в своих шутках опускаетесь до уровня КВН, но это, в конце концов, не такой уж и плохой уровень..." Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"Прочитал в ХиЖ про фаллос. Нет, Вы все-таки молодец". Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"... быть дремучим, как булгаковские герои-писатели. Тут так: или ты очень хорошо разбираешься, тебя печатают, но получается у тебя дерьмо, либо - ни хрена ты не понимаешь, ничего у тебя не берут, но зато пишешь ты здорово, для потомков " Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"Ваш рассказ про говно печатать, по-моему, невозможно - это будет просто беззастенчивый эпатаж и более ничего... В таком сборнике "говно" Ваше будет смотреться совсем иначе и почти прилично ("Сойдет за мировоззрение", - как говаривал один мой знакомый режиссер)". Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

Сегодня константирую, текстовое г..но Стругацких сошло за передовое мировоззрение "классиков" НФ!

Читательский интерес к первым переводам Ф. Дика и прочей классике мировой фантастики были оценены Б. Стругацким следующим хамским образом: "книжно-торговая мафия не желает брать (оптом) советских фантастов - дай им, гадам, иностранщину" Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну, 5.07.92.

"Что, в конце концов, такого сделали Стругацкие? Да они просто применили уэллсовские принципы к современной российской фантастике..." Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"... и вообще хочется залезть в унитаз и спустить за собой воду". Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

"А? Что, блевать побежали? То-то же". Из писем Б.Стругацкого к Б.Штерну

Заячья лапа в мышеловке. Приложение

Из письма "антифашиста" Бориса Стругацкого книжному рецензенту Ефиму Клейнеру:

В современной России "вас осеняет, что высоких целей ваш народ добьется, только когда железный порядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю... И как только вы приняли все это, - процесс завершился: вы уже фашист".

Из письма книжного рецензента Ефима Клейнера "антифашисту" Борису Стругацкому:

При Муссолини "уровень благосостояния по сравнению с прежними временами действительно повысился, конфликты между трудом и капиталом заметно смягчились, шире стал доступ к образованию, детям предоставлялась возможность один месяц в году отдыхать у моря или в горах за государственный счет. К тому же дуче был прост в обращении, никогда не орал на подчиненных, как истеричный фюрер. В лагерях для так называемых "интернированных" заключенных не истязали и не заставляли работать, как это было принято в гитлеровских и сталинских лагерях. И поезда в стране стали ходить по расписанию".

Из письма Бенито Муссолини к "антифашисту" Борису Стругацкому:

"Фашизм концепция историческая, в которой человек рассматривается исключительно, как активный участник духовного процесса в семейной и социальной группе, в нации и в истории, где сотрудничают все нации. Отсюда огромное значение традиции в воспоминаниях, языке, обычаях, правилах социальной жизни". ("Доктрина фашизма", глава 6 "Этическое и реалистическое понятие жизни").

Источник: Анатолий Юркин. "Заячья лапа в мышеловке". Газета "Пророчества и сенсации". 1999, №410.

Несетевые

Братья Пелиты

"На столе лежал кухонный нож, острием в сторону двери,
будто предвещающая ненастье стрелка компаса".
Из романа "Даритель судеб" (1994)

Личность - это человек, понимающий, что на угрозы он всегда отвечал ошибками.

Постмодернизм – это превращение плагиата как технологии текста в коммуникацию.

Смоллетт прекрасно понимал поведение и эмоции плагиатора. О плагиатной строчке у Пелита: "образ, несомненно, превосходен и великолепен, но что этой идеей он обязан мистеру Байсу" (стр. 232). Обвиненный в плагиате, невежда Пелит "остался пристыженным и сконфуженным, когда его уличил в похвальбе человек столь сомнительных дарований" (стр. 233). Со времен Смоллетта плагиаторы обзавелись привычкой, будучи пойманными на литературном воровстве, переносить негативные эмоции на личность разоблачителя. Большинство наших оппонентов уподобляются пустозвону Пелиту, "до такой степени взбешенным дерзким напоминанием" авторства, "что не смог примириться" и "впоследствии пользовался каждым удобным случаем, чтобы разоблачить его (эрудированного спутника – А.Ю.) невежество и глупость" (стр. 233). Если бы Смоллетт был нашим современником, он спустил бы три сатирических шкуры с таких нечестных беллетристов как Стругацкие, которые с 1950-х годов вели себя хуже бахвала Пелита.

Читатель Стругацких – издательская жертва тотального и перманентного плагиата. Беллетристическая парадигма Стругацких - жертвенный плагиат советской системы, отгороженной от западной традиции "железным занавесом". Современное пиратство обеспечивает сегодняшним издательским проектам команды Стругацких галлюциногенную иллюзию пребывания в безнаказанном прошлом.

Стругацкоман как жертва идеологии Стругацких

В чем заключается коренное противоречие между философией человека-оператора, заявленной идеологией сетевого сообщества, и прогрессорством Стругацких? В разнице взглядов на любые проявления современной беллетристики от шпионского сюжета как пропаганды спецслужб и до демонологии в качестве дымовой завесы, призванной скрыть расовые предрассудки и авторскую пошлость. Прогрессорство – демонологическая ипостась литературной шпиономании.

Пророчества – элементы истины, кирпичики здания правды. Поэтому операторская концепция человека оставляет на обочине иудео-христианскую культуру. В ней мы видим свод ненаучных ритуалов, а в традиционных религиях обрядовые разновидности многобожия и концепции сверхчеловека, суть которых сводима к демонологии. Отрицая культуру постмодернизма как форму демонологии необходимо выразить операторское отношение к популярной светской литературе. В связи с ориентацией на молодежную аудиторию, на представителей прогрессивной науки и просто сторонников метода научного анализа, изучению подвергнем когда-то бывших модными авторов НФ.

Борьба против непрофетической литературы – часть мобилизационного проекта операторской цивилизации. Пророчества – фундамент нового мира. Но при работах по подготовке строительной площадке необходимо вырыть котлован и удалить с территории извлеченный грунт (тем более, если грунт загрязнен). Таким объектом стала фекальная беллетристика. В советской НФ представленная плагиаторскими и графоманскими опусами первых постмодернистов Стругацких. Дело не в убогих авторах Стругацких, а в том, какими способами и зачем отвлекается внимание общественности от ожиданий профетического знания. В чем суть претензий? По каким линиям проходит наша борьба?

Стругацкие – это шпионский сюжет, изложенный текстовым инструментарием обюрокраченной демонологии. Новооткрытый принцип единства композиции вполне может проявить универсальность в свете текстологических исследований произведений ранних (1950-60-е) и поздних (1980-е годы) Стругацких.

Демонология – расовый скелет в шкафу со шпионскими сюжетами Стругацких. Шпионский сюжет, демонология и культ фекалий бесконфликтно переходят из одного произведения в другой потому, что перед беллетристами Стругацкими никогда не стояли задачи по созданию психологически убедительных персонажей и объективному изложению общественного конфликта.

Единство строения произведений Стругацких основано на принципах фекальной беллетристики, когда вне зависимости от времени создания текста и его заголовка доминирующими темами, образами и настроениями остаются падение, тошнота и физиологизмы. Какое есть объяснение тому факту, что произведения Стругацких состоят из одних и тех же видоизмененных частей? Дело в том, что под видом фантастики в атеистической стране авторы развивали беллетристическую демонологию и пропагандировали оккультные настроения. Надо очень сильно ненавидеть спецслужбы, чтобы осознать несетевой характер произведений Стругацких. Ревизионизм Стругацких соответствовал не столько представлениям (он их формировал), сколько потребностям спецслужб, которым в совершенно новых условиях предстояло каким-то образом контролировать околонаучную молодежь, ознакомленную с кибернетикой и прочими переводными новинками мировой мысли. Стругацкие открыли тот вид постмодернистких исканий (творчеством это трудно назвать), когда при постоянном плагиате идей и злоупотреблении незакавыченными цитатами у авторов менялось множество соотношений тривиальных элементов (рог, дым, тошнота, гноение и др.). Стругацкие – это беллетристика казенной нужды. Неприятно частые упоминания тошноты и вообще физиологизмы у Стругацких - это нервная система текста. Тогда как функции кровеносной системы исполняют затершиеся от употребления слова-паразиты "ну", "уже", "даже", "тоже" и мистическое слово "однако". В словах-паразитах "ну", "уже", "даже", "тоже" и "однако" следует увидеть своего рода лексические аналоги навязчивого художественного образа фекалий. Их наличие свидетельствует о текстологической нечистоте произведения, когда на вид безвредные вульгаризмы (троекратное "ну") при определенной концентрации могут представлять угрозу для (молодого) читателя.

Взаимное сочетание частей текста способствует выражению его общей идеи. Соотношение одних и тех же элементов внутри текста может быть различным. Различия между этапами развития художественной системы и отдельными произведениями ограничивались тем, что поначалу демонология была упакована внутри шпионского сюжета. Читатели повести "Трудно быть богом" (1964) до сих спорят, был ли Румата агентом и чьим? И какое у него было агентское задание? Тогда как позднее шпионский сюжет авторы зацементировали внутри системы демонологических образов и вообще оккультной проблематики. Если в ранней повести "Полдень, XXII век" ад упоминался однажды и в применении к некоему экстремальному ландшафту, то в поздней повести "Отягощенные Злом" (1988) понятие "ад" и эпитет "адское" становится семантически важным инструментом в работе с сознанием неподготовленного читателя. Прежде всего, памфлетной и сатирической характеристикой персонажа (горящий в аду Раххаль и др.). Более того, в повести "Отягощенные Злом" шпионский сюжет истончается до невидимой прерывистой нити, что свидетельствует об утрате Стругацким-старшим, вскоре умершем в 1991 году, лидирующей позиции в авторской связке. Ошибочное ощущение творческого разнообразия Стругацких среднего периода (1970-е годы) вызвано тем, что инородческая тема всегда решаемая соавторами в лексике названия повести и сценария "Жук в муравейнике" (1979) отныне не просто входила в разные положения по отношению к демонологии и шпионскому сюжету, но проявляла себя агрессивным художественным элементом. Что могло быть формально объяснимым выходов в 1972 году в ФРГ повести "Гадкие лебеди". В ранний период еврейская тема была почти незаметна из-за того, что находилась в тени шпионского сюжета. Но позднее, с 1970-х, настроение "одиночка среди детин" ("детина" как богатырь-ребенок, но в большей степени - трусливый богатырь-идиот) стала не более чем частичной подменой собственно демонологии. Демонология Стругацких – это форма неудачно законспирированного русофобства.

Русофобская версия человека Стругацких не просто подраздел шпионской литературы в ее фантастической обертке, но сама агентская эстетика своевременно востребована авторами для насаждения идеологии расового человеконенавистничества. Что и проявилось в программном названии повести Стругацкого-старшего (под псевдонимом С.Ярославцев) "Дьявол среди людей". Очень характерная для "Дьявола среди людей" деталь, когда повествователь называет местного жителя и незнакомца Нужником. Вроде бы от глупой (иных не имеет) привычки последнего употреблять слово "нужно", но читатель воспринимает по-иному. Демонология как таковая с ее атрибутами рогатости и дыма уступила текстовое пространство одинокому герою (иногда с автоматом). Персонажу не просто ощущающему свое скрытое превосходство, но оставленному наедине с собственной физиологией. Отсюда происходят русофобские срывы, когда превосходство подтверждается грубой силой. В повести "Дьявола среди людей" русский выпивоха по прозвищу Нужник, носитель не человеческого лица, но "мурла", называется мебелью, скотиной и разгневанные (якобы спровоцированные) персонажи обращаются с его крупным телом соответствующим образом. Уместно вспомнить удары по лицу докладчика-антисемита, нанесенные неадекватным анти-героем повести "Отягощенные Злом". Еще более показательны каннибалистические настроения вооруженного автоматом Андрея. Вспоминаются и явные драматургические конфузы из якобы пьесы "Жиды города Питера", которую изначально следовало рассматривать пропагандистской листовкой с диалоговым построением русофобского памфлета.

Без привязки к реальности и без ориентации на несовпадение времен (далекое будущее) или иные социальные условия (теплый климат) пафос разоблачения казарменной бюрократии оборачивается доминированием солдафонского сапога. Почему так получилось? В повести "Обитаемый остров", "Парень из преисподней" и в других текстах казарменная бюрократия в ее сатирическом изображении для Стругацких была не более чем маскировкой русофобской психологии авторов и человеконенавистничества в качестве их жизненного принципа. Почему шпионская демонология Стругацких недопустима в XXI веке? Из-за открытой русофобской позиции авторов, ранее представлявший собой "пятую колонну" внутри советского мира, а в будущем сохраняющих угрожающий потенциал для любой иной цивилизации, псевдоэлитами не ориентированной на смерть и самоубийство.

Стругацкие в Сетилопедии

Стругацкие, согласно Сетилопедии, лидеры фантастической беллетристики времен СССР с 1950-е и по 1980-е годы. Авторы 27 книг неоднократно были уличены в использовании не закавыченных цитат. Стихотворение Ёсано Акико (1878--1941) в финале повести "За миллиард лет до конца света" (1976-77) и многое др. Факты плагиата связаны с многократными заимствованиями у англоязычных современников, из-за политических соображений и цензуры не переводившихся в СССР до распада страны (1991). Механистическая природа машины исполнения нечаемых желаний из повести "Пикник на обочине" (1972) следует рассматривать донельзя упрощенным вариантом психоделических возможностей персонажей романа "Три стигмата Палмера Элдрича" (1964) гениального американского прозаика, писателя-фантаста Филипа Дика. Замысел одной из наиболее цитируемых и популярных повестей Стругацких был навеян при чтении Аркадием Стругацким в первоисточнике дискуссии персонажа Лео с заглавным героем Элдричем, когда тот рассуждал: "Допустим, что я хотел бы создать свою собственную Вселенную. Может быть, и во мне кроется какое-то зло, какая-то черта моей личности, о которой я ничего не знаю. В результате я сотворил бы нечто еще более отвратительное, чем ты" (начало 6 главы). Вместе с тем в фокус плагиаторов попадали личности мировой известности с их популярными афоризмами. Например, Стругацкие перефразировали известный афоризм британского политика Уинстона Черчилля "Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать". Известны и другие случаи литературных краж, безнаказанно осуществляемых Стругацкими в связи с функционированием "железного занавеса".

На сюжеты мировой фантастики Стругацкие смотрели через бюрократические очки, через внутренние механизмы и шестеренки казенной машины по производству бумаг и человеческих несчастий. Дискуссионным остается вопрос о связях системы образов псевдодокументальной повести Стругацких "Волны гасят ветер" (1989) и одним из первых экспериментальных романов Лема "Глас Божий" (1968). Вместе с тем сюжеты и настроения этих двух столь непохожих текстов очевидно корреспондируются. Бюрократические очки – это метод Стругацких, с помощью которого им удалось освоить лемовскую самобытную мысль "Гласа Божьего" в интересах массового читателя, далекого от конфликта католического сознания с прогрессом научного знания. Имеются и другие случаи реминисцентных отсылок, сюжетных аналогий и ассоциативных связок между Стругацкими и Лемом. В неоднократно переиздававшейся (1982, 1983, 1992, 1999, 2002, 2003 и 2005) и высоко оцененной читательским сообществом СССР повести "Жук в муравейнике" (1979) тема обесчеловечивания, осуществляемого верными своему тайнополицейскому долгу офицерами КОМКОНа-2, неудачливого заглавного зоопсихолога Льва Абалкина была навеяна несогласием Стругацких с художественными позициями польского фантаста Станислава Лема. Дело в том, что в одном из своих недостижимо лучших произведений, а именно в "Маске" (1974 – обратите внимание на даты) Лем стилистически тонко выписал многоэтапное само-осознание автомата-киллера (многоходовое самопознание машины-убийцы). Не найдя объяснений причин успеха "Маски" у иноязычной аудитории (русский перевод 1976) Стругацкие с опозданием вступили в заочный спор с Лемом. Акция была осуществлена через реминисцентный сюжет, воплощенный в литературном подобии хайнлановских социализированных шедевров. Если Лем, будучи автором повести "Футурологический конгресс" (1970), подавал читателю вполне распознаваемые сигналы относительно зависимости замысла и стилистического исполнения данного произведения от галлюцинаторной прозы Ф. Дика, то Стругацкие предпринимали усилия для сокрытия своей художественной связи с упрощенными и перевранными первоисточниками. В ныне доступной переписке с Б. Г. Штерном Стругацкий-младший крайне негативно отзывался о лемовской повести "Маска", что следует расценивать знаком понимания размеров пережитой в конце 1970-х годов очередной творческой неудачи соавторов. См.: "А «Маска» мне не шибко понравилась... в сравнении с «Солярисом» и даже с «Непобедимым» это, безусловно, безделка если не сказать – подделка". Грубая механическая материализация артефактов Пикника Стругацких стала пародией на информационно насыщенную метафизическую загадку романа Ст. Лема "Глас Господа". Описанные Лемом распечатки с Гласом Господа, полученным человечеством от неведомого Отправителя, Стругацкими фактически были представлены не более чем набором запчастей к улетевшему инопланетному транспортному средству. А плагиат заключался в придумывании новых загадочных предметов, добываемых сталкерами, но напоминающих некое "студенистое вещество" Лягушачья Икра у Лема. Если у Лема был фейерверк гипотез ("одни понимали под такой машиной нечто вроде "студенистой библиотеки"), то Стругацкие остановились на остросюжетном повествовании с охотой за "технологическими подарками". "Студенистое" – эпитет, общий для романа "Глас Господа" и "Пикника на обочине". Можно умолчать о прочих мелких и стилистических заимствований вплоть до деталей и описаний. Из описаний Раппопорта из романа Ст. Лема "Глас Господа" (1968) в текст Стругацких перешел "сладковатый трупный запах" и "жаркий смрад горящих тел". После чего возникают большие сомнения относительно самобытности художественных задач повести "Отягощенные злом". Можно предположить, что, последовательно упрощая и подвергая новаторские идеи великих фантастов (Дика и Лема) вульгарной материализации, Стругацкие снизили креативные способности массового читателя СССР. Популярность Стругацких нельзя объяснить чем-либо, кроме "эпидемии ошибок" (Лем, "Глас Господа"). Их книжное всеприсутствие было сродни "птичьему гриппу" в его издательской ипостаси, не просто в СССР передававшемуся от человека к человеку благодаря типографской краске, но и погубившему великую страну через бездействие читателей Стругацких, этих окололаборатоских крыс без академического честолюбия и околозаводских инженеров без шекспировского понимания Вселенной. Спустя годы институские корпуса приобрели ценность из-за земельных участков, на которых они находятся, а заводские корпусы запустели. Ситуация, когда в шуме каждый читает то, что хочет. С той поправкой, когда граждане позднего СССР проявляли равнодушие к державе и имели наклонность к коллективному виду самоубийства. Есть мнение, что лучшие страницы "Пикника на обочине" и "Улитки на склоне" написаны переводчицей Ариадной Громовой, которая всегда была посредницей между наиболее интересными замыслами иноязычной фантастики и издательскими проектами Стругацких. В частности, особенности перевода Громовой романа Ст. Лема "Глас Господа" (1968, 1970) оказали влияние на идеологию Стругацких, ценивших Громову за статью в БСЭ. Громова первой обратила внимание Стругацких на оппозицию "современность-феодализм" в свежей публикации Андре Нортон "Колдовской мир" (1963), коммерческий успех которой ускорил выход в свет повести "Трудно быть богом" (1964). Неоспоримое влияние Громовой на Стругацких предопределено особенностями становления концепции прогрессорства. В повести "Глеги" (1962) Громова обосновала давно ею вынашиваемую тему вмешательства в развитие иных цивилизаций. Идейную новинку Стругацкие подхватывают в 1964, невнятно изложив в повести "Трудно быть богом". Но далее осознают значение новаторской темы и по-своему впервые ее разворачивают только в повести "Обитаемый остров" (1969, 1971). Впервые в философии человека-оператора была выдвинута достойная внимания версия, которая заключается в формуле: иногда Стругацкие брали за основу метаидеи (смысловой скелет системы идей) произведений польского фантаста Лема. Но далее упрощали чужую идею и подстраивали ее к бюрократическим реалиям очередной антиутопии, но реализовывали художественными методами кумиров англоязычной аудитории. В разное время жертвами становились британец Браннер, американцы Дик, Андерсон, Хайнлайн и др. Вкупе с непременными научнопопсовскими (лаборантскими) примочками, необходимыми для рыночного соответствия количества продаваемой новой книги Стругацких среднестатистическому тиражу естественнонаучных журналов СССР ("Знание-сила", "Химия и жизнь" и т.п.). Речь идет о региональной трансформации принципиально важных для мировой фантастики идей, наблюдаемой при временном переходе от "Маски" (1974) к повести "Жук в муравейнике" (1979). От, возможно, лучшего романа Лема "Глас Божий" (1968) к не совсем удачной повести Стругацких "Волны гасят ветер" (1989) и "Град обреченный". Напомним, что Лем в романе "Глас Божий" ("Глас Господа" или "Голос неба", Glos Pana, 1968) намекнул на то, что Бог существовал до Большого взрыва, но нынешний мир парадоксально держится благодаря временной и пространственной близости к Богу прежнего мироздания. Поэтому совершенно необъяснимые Странники Стругацких дежурным образом укладываются в функциональные возможности информативного лемовского Гласа. Дурновкусие концепции человека Стругацких проявляется в оторванности от мировой гуманитарной традиции. Тогда как, например, образ 62-летнего профессора Питера Хогарта из романа "Глас Божий" имеет реминисцентно глубинные связи с академически беспристрастным героем из классического фильма шведского кинорежиссера Ингмар Бергмана "Земляничная поляна" (1957). Темой смерти и одиночества выполненая в традициях готического романа ужасов лемовская "Маска" (1974) близка средневековой мистике другого бергмановского шедевра - фильма "Седьмая печать" (1957). И т.д. и т.п. В целом творчеству Стругацких свойственен сугубо обывательский взгляд на мир, агрессивная идеология с явным культом физиологизма и элементами биологизма. В подавляющем большинстве повестей, рассказов и интервью Стругацкими использованы вульгаризмы. На протяжении всей издательской активности Стругацких наблюдалась перегруженность их текстов физиологизмом при очевидной тенденции к подмене социальных явлений своевольным схематизмом. Стилевой особенностью фекальной беллетристики Стругацких заявлялось сочетание техницизма и натурализма, когда технике и событиям персонажами давались разговорные характеристики с использованием слов "г-но", "дерьмо" и "гниение". Стругацкие - заметный издательский факт конкретно-исторического направления в развитии русскоязычной массовокультурной литературы 50-90-х годов. Уязвимые положения авторской концепции придуманного мира определены несетевым характером художественной Вселенной Стругацких и их сугубо беллетристическими убеждениями. Игра с бюрократическими документами (повесть "Волны гасят ветер", 1989) и приверженность литературным штампам (повесть для подростковой аудитории "Малыш", 1971) помешали Стругацким реализовать нормальное для всякого художника стремление к точности наблюдения за изменениями в духовном мире современников. Поэтому нет никакой возможности дать оценку образцам фекальной беллетристики в соотношении с путями развития фантастики иначе как через анализ плагиата и литературных заимствований. Прежде всего, ошибочны мнения, согласно которым Стругацкие представлялись "учениками Ивана Ефремова" и т.п. В случае с братьями Стругацкими фактор наследственности предопределил идеологию момента, когда череда художественных компромиссов сопровождала реализацию очередного амбициозного издательского проекта. Ущербность беллетристической теории Стругацких вызвана жесткими рамками, суженными физиологическим контуром коллективной авторской личности. Подспудная ориентация Стругацких на коммерческий успех авторов европейского экзистенционализма (Жан-Поль Сарт "Тошнота" и др.) не привела к появлению философской НФ-прозы, но обернулась непрекращающейся тошнотой литературного персонажа, закрепила его мстительность и предопределила враждебное отношение к окружающим. При частых о ней упоминаниях тошнота понимается не физиологическим проявлением психологического дискомфорта персонажа, но заштампованностью стиля авторов фантастических, по определению братьев Гонкур, "этюдов невроза". Данному понятию французской литературы XIX века соответствуют ранние вещи Стругацких ("Далекая Радуга") и такие поздние произведения, как "Град обреченный" и т.п. Физиологизм дал свои наиболее горькие плоды тогда, когда в эволюции художественного метода Стругацких произошел разворот от пафоса освоения межгалактических пространств в сторону социализации прежней темы, преследовавшей советских писателей с момента их знакомства с романом "Чужак в чужой стране" (1961) Хайнлайна. С 1970-х годов персонажи погрузились в бюрократическую бездну придуманных структур, в изображении которых практически не просматривался сатирический элемент. Анти-герои Стругацких стали пионерами закулисья тайной полиции далекого будущего (повесть и сценарий "Жук в муравейнике" и др.). Замыслы большинства книг Стругацких провоцировались не более чем желанием повторить чужой коммерческий успех. В частности, безупречный с нравственной и литературной точки зрения роман "Глянули агнцы горе" (1972) британского Джона Браннера спровоцировал Стругацких на издание повести "Волны гасят ветер" (1989), ставшей очевидной неудачей советской беллетристики в поздний период ее существования. Деградация персонажей – условие возвышения беллетристов на мрачный Олимп советской НФ, неисправимо деформированный пристальным вниманием многорукой цензуры. Основные ассоциативные узлы Стругацких связаны с депрессивным состоянием персонажа, который по злой авторской воле находится в непосредственной близости к Дьяволу. У Стругацких закрепляются навязчиво повторяющиеся образы гниения, тошноты и падения из-за ухода социального в тень физиологического, из-за демонстративной перегруженности текста грубыми деталями и стилистическими повторами в описаниях, окончательно вытеснивших психологию персонажа. Концепция человека основана у Стругацких на изображении озлобленного существа, порабощенного идеей падения и до психиатрического помутнения всматривающегося в бездну. Вниз – это категория пространственного порядка, через которую фиксируется приоритете вещественного мира над душой протестующего человека. Падение – смысловое ядро персонажа, подспудная идея героя, ядро озлобленной личности, а "вниз" не элемент стиля, но обособленная функция. Космические просторы и звездные высоты востребованы Стругацкими исключительно для того, чтобы персонаж сверзился в еще большую бездну. Падение как личностное ядро анти-героя и функция "вниз" если и не составляют всей идеологию Стругацких, то обеспечивают ее единство. При количественном сокращении эксплуатируемых приемов в поздний период творчества Стругацкие были верны своей изначальной ориентации на подмену любого рода конфликтности разговорами персонажей. Почему данные негативные процессы были неизбежны? Фарисейское пустословие Стругацких – закономерный продукт вожделений революционно настроенных маргиналов 1920-30-х годов, которым за период социальных потрясений удалось взять под свой контроль административный ресурс советской писательской общественности. В целом образы и сюжеты, через которые осуществлялся прогресс англоязычной фантастики 1950-1970-х годов, стали плагиаторской добычей Стругацких, каждым новым изданием увеличивавших объем своей интеллектуальной ренты, взимаемой с читателя за знакомство с чужой собственностью. Если авторы уходят от главных моментов в развитии страны и социально-исторических исканий народа, то их персонажи реагируют на мир однолинейно, потеряв представление о сетевой природе общества. Подобные процессы были предопределены плагиаторской природой беллетристического творчества и вдогонку издательской моде постоянно меняющихся убеждений Стругацких. Патология становится доминантой в художественной системе Стругацких, что и подтверждается непрофессионально написанной пьесой "Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах". Моцартианство никогда не было свойственно ни Стругацким, ни их персонажам. Если Иван Ефремов рассматривал писательство видом академического подвига, а ровесник Стругацкого-младшего (1933) киевлянин Владимир Савченко не отделял подвижническое служение искусству от образа жизни литературного интеллектуала (автора и персонажа), то вожди-производители фекальной беллетристики осуществили маркетинговый переворот, коммерциализировав советскую фантастику. После падения "железного занавеса" читателям России пришлось признать факт того, что на самом деле книги Стругацких на всем протяжении их многолетней издательской практики закономерно предваряли постмодернизм (В. Пелевин и др.). Отрицательное отношение к Стругацким философии человека-оператора порождено тем тезисом, согласно которому деградация персонажа (Румата в ранней повести "Трудно быть богом", Андрей в поздней повести "Отягощенные злом" и т.п.) произошла из-за ориентации авторов на невзыскательные потребности массового читателя. Во главу угла ставился масштаб издательских проектов, а не мастерство написания текста или проблематика произведений. Вместе с тем следует признать, что выпускавшиеся огромным тиражом книги Стругацких будут представлять интерес для экономики мусора. При описании придуманной ими структуры КОМКОНа, в литературных портретах доброго патриарха Горбовского, руководителя службы безопасности КОМКОНа-2 Максима Каммерера, подпольного разведчика-резидента Рудольфа Сикорски ("синдром Сикорски") авторы создали легенду о прогрессивной роли спецслужб, сделали попытку облагородить незаконное насилие тайной полиции и т.п. В итоге чтение полицейской беллетристики Стругацких в XXI веке снижает когнитивные способности личности, деформирует мировоззрение и препятствует социальной активности члена гражданского общества.

Попытки Стругацких в поздний период творчества выйти за смысловые пределы массовых издательских проектов не завершились успехом. В частности, запоздалой реакцией на роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита" стала повесть "Отягощенные злом" (1988-89) с демонстративно де-романтизированными темами первоисточника. Еще в ранних повестях, посвященных пафосу освоения космических просторов, неочевидно прописанная фигура Дьявола предопределила мировоззренческую несостоятельность беллетристов. Падший ангел – ключевой образ книг Стругацких, что предопределило злоупотребление авторами темой падения, словом "вниз", прочими настроениями и мотивами ада итальянского поэта А. Данте. В связи с литературоведческим анализом и текстологическими исследованиями ныне известных книг Стругацких можно сделать вывод о недопустимости переиздания данных авторов в последующие десятилетия XXI века и в необходимости ограничить доступ детей и подростков к подобной аморальной беллетристике", - требует Анатолий Юркин, автор проекта Хартия читателя.

Источник: газета "Пророчества и сенсации"
Автор: Анатолий Юркин
Рубрика: передовица
Дата: 2005г.
Номер газеты: 415

Разнобессильность

(Стругацкие как демонологический Левиафан)

Казарменная демонология

Сегодня казарменная философия Аркадия Стругацкого остается востребованной адептами Нового Средневековья, воспитанными на компьютерных "стрелках" и авиационной бомбардировке мирных городов Сербии.

Коммунизм по версии Стругацких - демонология казармы.

Футурологические упражнения Стругацких – это испражнения казарменного Левиафана.

Идеология Стругацких – плагиаторское мракобесие.

Изуверский плагиат

Стругацкие и их многочисленные ученики (Лукьяненко и др.) – виновники Нового Средневековья.

Есть такое понятие "трактовка творчества". Есть социальная проблема, а ее трактовка - это дело тех, кто ею интересуется. Не качество беллетристики определяет приближение Нового Средневековья. А идеологическая направленность. Стругацкие вне литературной критики, но человеконенавистничество одопевцев тошноты и их рогатых учеников – это социология Нового Средневековья. Среднестатистический ученик Стругацких с его бесчувственным отношением к "фашизму, который прост" - это оскал официоза. Безличностный человек, построивший писательскую или редакторскую карьеру на бумагах, пропитанных слезами матерей-одиночек, безотцовщины и бездомных стариков.

С момента появления эссеистского сериала физика Сергея Переслегина, получившего одобрение коммерческой команды Стругацкого-младшего (а что делать, как-то нужно продавать залежалый товар молодежи с новыми заумными предисловиями?), зафиксирована общая ситуация, когда "все можно". Неуместно умные тексты Сергея Переслегина создают условие неопределенности. Ибо после Сергея Переслегина - "все можно". В смысле свободы трактовки творчества Стругацких и прочих коммерческих лидеров советской НФ. Но если переслегинская трактовка непозволительно комплиментарна, но отчего бы (следом за ней?) не появиться предельно негативной трактовки творчества Стругацких? Самое ужасное в том, что, сосредоточившись на конспирологической трактовке сюжетных ходов и хронологий напластований, Переслегин и ему подобные стругацкоманы проигнорировали вопрос об отсутствии литературных достоинств скатологической беллетристики. Нищета языка и убогость картонных персонажей объясняются доминантой человеконенавистничества как идеологии (вневременной) идеологий (новой для каждого этапа графоманства) Стругацких.

В результате перестройки распропагандированная толпа сохранила привычку тратить деньги на графоманские и плагиаторские опусы Стругацких и это должно вселить тревогу в социологов чтения.

Энтропия плагиата

Мы, люди-операторы, вослед златолюбивой имитации почти еретического (Германия победила СССР и др.) "свободомыслия" по-переслегински считаем, что творчество Стругацких – это надводная часть сатанизма в СССР. Поэтому налицо половинчатая правда, когда говорят, что Стругацкие следовали за американской НФ и были феноменом массовой культуры. Сатанизм силен на Западе и ныне представляет собой легализовавшийся феномен массовой культуры. Стругацкие – классическая "пятая колона", пропаганда повестей которых основана на непонимании написанного. Такие интеллектуалы как Переслегин (и его крестный отец – А.Балабуха) не имели потенции ввести Стругацких в общелитературный контекст. Но еще забавнее тот факт, что Стругацкие с их масоноподобными люденами не вписаны ни в чьей и ни в какой цивилизационный контекст. Не сделано этого потому, что исполнить подобное невозможно, располагаясь на точке зрения официоза ("глава государства поздравил с юбилеем" Стругацкого-младшего). Поэтому стругацкоманы должны спасибо сказать за критику Стругацких благодаря которой теоретически можно вписать скатологических плагиаторов в контекст международного сатанизма и беллетризованной демонологии.

Разнобессильность (злу) – это антоним философскому понятию "равносильность", придуманный для характеристики стругацкомании.

Лучше такой подтекст, чем никакого контекста.

Посмотреть на Яндекс.Фотках

Анатолий Юркин

Коврик против колючек Шрайка (2011)

Идею «Гипериона» Дэн Симмонс апробировал на учениках.

Так было и с романом «Пророк» (1997) Анатолия Юркина. Автор вспоминает: "Зимой и весной 1996 года я преподавал риторику в Восточном колледже Санкт-Петербурга, расположенном в Калининском районе в помещении бывшего детского садика (на Пороховых). Кроме занятий по риторике мне надо было провести с учениками общие занятия по увеличению интеллекта (речь + ум). Это было неформальное общение в общежитии на втором этаже (столовая и учебные помещения располагались на первом этаже) под контролем кого-то из старших коллег из Турции. Однажды отроки почувствовали, что мои мысли посвящены чему-то постороннему. И взялись так настойчиво расспрашивать, что пришлось рассказать про работу над романом. Тогда закладывались основы бытия Перуники.

Ученики Восточного колледжа присоединились к сочинительскому процессу. Сперва они просто слушали осмелевшего автора. Но быстро развилась коллективная креативность. Высказывались критические замечания. Подмечались слабые места нового мира. Подростки примеряли на себя ролевое поведение еще не прописанных персонажей. Хотя размерами планета Перуника похожа на Юпитер, но на ней сила тяжести равна земному тяготению. Помню тот азарт, с которым мы обсуждали плюсы и минусы Юпитерианских размерой земной по условиям существования планеты Перуники".

Анатолий Юркин про криптолитературоведение Дэна Симмонса : "Друд, или Человек в черном" (2009) Дэна Симмонса посвящен Диккенсу в той же степени, в какой «Падение Гипериона» - признание в любви Китсу. Воспроизводя известного поэта, Дэн Симмонс поступил также как Филип Фармер, который героем Мира реки сделал любителя восточной экзотики. Здесь тоже пересеклись наши с Дэном Симмонсом креативные возможности. В принципе Дэн Симмонс реализовал идею серии моих статей про криптолитературоведению.

Хронология такова: 6 августа 1998 года - первая статья "Тайна братьев Достоевских" 2009 - «Друд, или человек в черном» («Drood»). Разрыв в 11 лет! Роман объёмом более миллиона печатных знаков пишется за полгода! Располагай Россия мыслящим издателем, то роман "Тайна братьев Достоевских" ("Доост"?) вышел бы в свет в начале 1999 года! На русском языке! И где сегодня были бы англоязычные поклонники опиумного текста «Друд, или человек в черном» («Drood»)?!

В России в 1990-е вполне можно было выпустить роман про известных писателей (классиков, школьную икону) со слоновьей порцией криптолитературоведения на основе моей статьи "Тайна братьев Достоевских" или любой иной публикации в газете "Новый Петербургъ". Я всегда рассматрвиал возможность опубликовать статью как получение патента на идею. Тут мы ни в чем не уступаем Западу с его дэнасиммонсами. Наши идеи не хуже. В теории мы круче. Проблема в том, что в России нет смелых издателей. Поэтому до читателя не дойдет русский сюжет русского Дэна Симмонса. Не дошел и в 2011 году. То есть, с точки зрения того же англоязычного читателя русские остаются варварами и дикарями, не способными приблизиться к уровню Дэна Симмонса. Я здесь не говорю про мою давнюю идею взять Хаджи-Мурата для участия этого регионального персонажа в фантастическом сюжете. Почему на территории бывшего СССР Хаджи-Мурата не сделали активным участником криптоистории? Не понимаю".

Анатолий Юркин про стиль (переводов) Дэна Симмонса : "Почему у Дэна Симмонса персонажи надоедливо кивают (и поворачивают) головами? Потому что проза Дэна Симмонса литературоцентрична. Дэну Симмонсу не хватает театральности, театрализации, театрального взгляда на жестикуляцию литературного персонажа. Что было у театрала Фрица Лейбера.

При огромном количестве персонажей (и просто большом временном захвате) Дэну Симмонсу не удалось найти равновесие между театрализацией и литературоцентричностью, - за которую я его не осуждаю, и в которой не вижу угрозы постмодернизма. Китч возникает там, где "Андроид покачал головой". Не вижу операционной функциональности в движениях головы андроида. Это одна из тех деталей и мелочей. которая подрывает доверие к миру Дэна Симмонса. Частота кивков превращает биологических и механических персонаже в марионеток.

«— Сид, — кивнула Труди и продолжила...» Дэн Симмонс. Бритва Дарвина (2000)
"Но когда мы уходили, Шрайк медленно приблизился к могиле и замер, склонив голову над свежим холмиком". Дэн Симмонс. Восход Эндимиона (пер. Гурова, ...) (Песни Гипериона-4)

Красивая красота. Умело дозированный китч, терпимый неподготовленным читателем. Приходилось текст читать ради сюжета. Не более того!" Анатолий Юркин про совпадения с деяниями Дэна Симмонса: "Дэн Симмонс издал роман "Бритва Дарвина" в 2000 году. 11 июня 2003 года (11.06.2003) в №610 (23) а напечатал статью "Анти-Дарвин" в газете "Новый Петербургъ". Да, совпадение сугубо формальное. Но других фантастов не беспокоит имя Дарвина (в названиях текстов). А самое забавное совпадение между текстами Анатолия Юркина и Дэна Симмонса связано с богиней Кали. Дэн Симмонс дебютировал в 1980-е годы романом ужасов про поклонников богини Кали "Песнь Кали" (Song of Kali, 1985). Моя статья "Арийский проект для Европы" в газете "Новый Петербургъ" 15 июля 1999 года была иллюстрирована ужасной фигурой богини Кали, которую, вероятно, редактор взял из популярной немецкой газеты. Не многовато ли совпадений? Таких совпадений насчитывается более 20. Ничего не хочу сказать кроме того, что в России нет смелых издателей, думающих о положении страны на мировом рынке мысли и НФ. Анатолий Юркин про Дэна Симмонса как лидера опиумной фантастики : "По моим ощущениям, начиная с дебютного романа про ужасы сект культа Кали Дэн Симмонс мрачноват. Другое дело, что Дэн Симмонс - лидер опиумной фантастики. И вот закономерный вопрос: а где у нас в России конопляная фантастики? Где конопляное фэнтази?"

(Продолжение следует).

Приложение к разделу «Самозванный трансформер»